Студентки обожали Солодова. Они окружали его, где бы он ни был: утром на пути в институт, на перерыве во дворе, на обеде в столовой. Одна или две. Красивые, общительные, улыбчивые. Всегда разные. Всегда с вопросами, ответы на которые не интересовали.

Они спрашивали о войне Севера и Юга, об Арабском халифате и месте женщины в исламе, о первых людях Латинской Америки и экономических проблемах Африки, мечтая лишь об одном – оказаться с ним наедине в замкнутом и закрытом на замок пространстве.

Или чтобы он подвез их до метро на своем черном Volkswagen, а потом хорошо бы в ресторан. Целовал бы в машине у своего дома, страстно и долго, чтобы не возникло сомнений, чем может закончиться этот вечер.

Согласие было запланировано, но предложений не поступало – Солодов не западал на длинные ноги, блестящие глаза и откровенные улыбки. Говорили, что кандидат наук занят, но это совсем не мешало мечтать о нем.

Этим же вечером, выходя из института, я увидела знакомую машину у остановки трамвая. Стекло медленно опустилось.

– Домой? – улыбнулся Игорь.

– Да, – растерянно ответила я, чуть не выронив пакет с книгами и сумку с ноутбуком.

– Садись, я подвезу, – сказал он, открыв переднюю дверь.

– Ну, ладно… – Я, оглядевшись по сторонам, села рядом с ним.

Пять минут мы ехали молча. В салоне пахло яблоками и мужской туалетной водой, играл сборник лучших соул-хитов. Игорю нравилась такая музыка.

– Я посмотрел твои фотографии, – сказал Игорь, останавливаясь у круглосуточного магазина. – И у меня есть для тебя подарок. У тебя ведь день рождения скоро. Он на заднем сиденье в пакете. Не хочешь посмотреть?

– Хочу.

Игорь протянул руку, взял пакет и передал мне. В нем была квадратная коробка. Я нерешительно подняла глаза на водительское зеркало. Мне ответил взгляд пары темных глаз, молодых глаз, глаз шкодливого подростка… Стало холодно и немного жутко. Игорь улыбался мне через зеркало. Ему было за тридцать, но он смотрел на меня глазами ровесника. Это и нравилось, и пугало.

Игорь улыбался:

– Открывай уже. Чего ты боишься?

Я осторожно открыла ее. Внутри оказалась профессиональная цифровая камера. Та самая, которая была на шее у лысого мужика, приставшего ко мне в день, когда мы с Игорем познакомились. Камера Игоря.

– Это моя камера, – объяснил он. – Я не очень много снимал ею. Думаю, тебе пора переходить на более серьезную технику. У тебя хорошие снимки. С этой камерой они станут еще лучше.

– Я не знаю, что сказать…

– Обычно в таких случаях говорят спасибо.

– Спасибо.

– Предлагаю поехать завтра в Москву и поснимать город вдвоем. Сейчас красивая осень. Согласна?

– Согласна…

– Тогда я заеду за тобой в десять утра. Будь готова.

Эта прогулка была первой из многих, что были у нас после. Игорь надевал рваные джинсы, кроссовки и серую жилетку с десятком разных карманов. Голову прикрывал синей бейсболкой. Худой и высокий, с камерой на шее, во всей этой небрежной и простой одежде Игорь напоминал двадцатилетнего.

Мы гуляли, разговаривали, фотографировали. Игорь учил меня осмысленности, говорил что-то о композиции, советовал, как лучше.

К началу ноября, когда пришли морозы и снимать на улице стало холодно, я оказалась невыносимо и безнадежно в него влюбленной.

Я считала это ненормальным, противоестественным и неправильным – хотеть мужчину старше себя почти на шестнадцать лет. Тем не менее я уже не представляла, что можно было любить кого-то другого, продолжая вспоминать каждый разговор, каждую мелочь, каждый момент наших воскресных прогулок по городу.

Я пыталась внушить себе, что эти прогулки ничего не значат и нельзя их рассматривать как выражение симпатии, придумывать лишнее, фантазировать и мечтать.