Николай стоял с коробкой конфет и цветами. Антонина подтолкнула его. Он отдал акушерке цветы и конфеты и заспешил к машине.

– Папаша! – обратилась к нему акушерка. – Обычно ребенка из роддома несет отец. Мать свое дело сделала. Она родила.

Николай взял сверток с ребенком и понес на вытянутых руках.

– Надо было, чтобы ее кто-нибудь другой встречал, – ворчливо заметил Николай, передавая ребенка Людмиле.

– Это почему же? – спросила Людмила.

– Через месяц Антонине рожать. И в этом же роддоме. Еще подумают, что у меня гарем.

– Нашел о чем думать, – отмахнулась Людмила. – Сейчас радоваться надо. Девка у нас родилась. Гуляем!

Катерина не узнала свою комнату в общежитии. Вместо казенных занавесок подруги повесили ситцевые шторы в яркий горошек. И комната стала светлее. На журнальном столике, явно недавно покрашенном и покрытом лаком (запах лака еще чувствовался), стоял старый телевизор «Ленинград» со шторками, закрывающими экран.

– Откуда телевизор? – удивилась Катерина.

– Родня излишки передала, – ответил Николай. – Они новый купили, «Чайку».

– Богатеет советский народ, – прокомментировала Людмила. – Старый еще работает, а уже новый покупают. Экран больше, изображение лучше. Ничего, пока попользуешься старым, а со временем цветной купишь.

В углу комнаты стояла детская коляска, совсем новая, на рессорах, с литыми резиновыми шинами на колесах.

– Ну зачем же? – укоризненно произнесла Катерина. – Она такая дорогая!

– Все продумано, – успокоил ее Николай. – Потом коляска перейдет к нам, а потом, глядишь, и Людмила родит.

– Ну, это удовольствие я вам не скоро доставлю, – ответила Людмила.

Гурин внес в комнату ванночку для купания девочки и под общий смех поставил на стол ночной горшок.

Людмила убрала горшок, и они с Антониной начали накрывать на стол.

Девочку пора было кормить. Катерина расстегнула кофточку, мужчины тут же отвернулись.

– Деликатные, – заметила Людмила. – Как будто сиську боятся увидеть.

– Всем за стол! – скомандовал Николай.

Все расселись.

– У всех налито? – спросила Людмила и остановила руку Николая, который пытался налить водки Гурину. – Ему не положено. У него режим.

– За ребенка выпить – святое дело, – настаивал Николай.

– Людмила, нас не поймут, – протестовал Гурин. – Это особый случай, – и подставил рюмку.

– Предлагаю выпить за новую москвичку, – начал Николай. – Как ее называть-то?

– Александрой, – сказала Катерина, – как моего отца.

– Значит, за Александру, – продолжал Николай. – А по отчеству как ее?

По наступившей тишине он понял неуместность вопроса, оглянулся на Антонину, надеясь, что она придет ему на помощь. Но Катерина ответила спокойно:

– Александровну.

– За Александру Александровну Тихомирову, – обрадовался Николай. – За новую москвичку! Ура!

От криков Александра проснулась и заплакала, женщины начали укачивать ее, она снова уснула.

Гости засиделись за полночь и заторопились, чтобы успеть на метро. Антонина решила помочь Катерине вымыть посуду, но Катерина отказалась:

– Сама управлюсь. Мне надо привыкать.

Александру невозможно было оставить одну. Она как будто чувствовала уход Катерины и начинала кричать, как бы тихо Катерина ни закрывала дверь. Приходилось укладывать ее в коляску. Теперь Катерина всюду таскала с собой коляску. Продавцы ее знали и отпускали продукты без очереди, а если очередь начинала возмущаться, кричали из-за прилавка:

– Женщина одна ребенка воспитывает! Вон у входа коляска стоит. Сами, что ли, не рожали?

И очередь затихала. Катерина при каждом таком скандале краснела, старалась не смотреть по сторонам, брала продукты и бежала к выходу. Однажды в газете «Вечерняя Москва» она прочитала, что украли ребенка из коляски. Теперь в магазин она входила с коляской, вставала в конец очереди, выставив перед собой коляску и подталкивая впереди стоящего. Возмущенный покупатель оборачивался, готовый устроить скандал, но, увидев коляску, пропускал. Так, слегка тараня очередь, она за несколько минут доходила до прилавка.