– На Садовую, – решила она.

Она уже понимала, что, видимо, на Таганке жила семья, которую выселили, а квартира со старой мебелью, старой посудой, серебряными вилками досталась его конторе. Когда Людмила бывала там, ей казалось, что сейчас откроется дверь и войдут хозяева. Она как-то сказала об этом Еровшину.

– Не войдут, – ответил Еровшин. – Их расстреляли в тридцать седьмом.

– Но потом реабилитировали?

– Реабилитировали, – подтвердил Еровшин.

– Но у них же остались родственники, которые имеют право на мебель, вещи.

– Родственников не осталось. Их тоже расстреляли.

– А почему людей расстреливали? – спрашивала Людмила.

Еровшин промолчал. Когда Еровшин не хотел говорить, он замолкал, и разговорить его не удавалось. Людмила быстро сообразила: в тридцать седьмом он был совсем молодым, но уже, наверное, служил в органах. Может быть, и сам расстреливал людей, но об этом думать не хотелось.

В холодильнике на Садовой Людмила обнаружила антрекоты. Делала она все быстро и аккуратно. Через несколько минут они уже сидели за столом, Еровшин открыл бутылку виски, бросил в стакан кубики льда. Она уже привыкла пить виски со льдом. Еще в библиотеке Людмила решила провести с ним решительный разговор. Еровшин уже улыбался, значит, через несколько минут предложит ей перейти в спальню.

– Надо поговорить, – сказала она.

– Поговорим потом, – предложил Еровшин. – Мне все равно будет нужна получасовая передышка.

– Поговорим сейчас, – не согласилась Людмила.

– Что ж, поговорим, – нехотя согласился Еровшин.

– Я хочу выйти замуж.

– Все хотят, – заметил Еровшин.

Она знала, что своими репликами Еровшин самый серьезный разговор может перевести в несерьезный. Он мог высмеять, нагрубить, а если не хотел отвечать, то начинал вдруг пересказывать, о чем он сегодня читал в газетах. Или мог спросить о какой-нибудь улице, которую Людмила наверняка не знала, и, получив отрицательный ответ, начинал подробно рассказывать – ее историю, какие дома на ней, когда и кем они построены, и сбить его было совершенно невозможно.

– Мне пора замуж, – произнесла Людмила. – Я хочу родить ребенка.

Людмила ожидала вопросов или реплики Еровшина, но он молчал. Так они помолчали несколько минут, и наконец Еровшин сказал:

– Это естественное желание. Если есть за кого, выходи.

– Конечно есть, но всякая шелупонь… Может быть, ты мне поможешь?

– Давай досье. То есть подробности.

– Я бы хотела выйти замуж за солидного обеспеченного человека, с квартирой, с хорошей зарплатой, чтобы не надо было несколько лет копить деньги на телевизор, на стиральную машину, на холодильник… Короче, я бы вышла замуж за кого-нибудь из твоей конторы, но в наших отношениях ничего не изменилось бы. Мы так же встречались бы.

– Нет, мы бы не встречались.

– Почему?

– Я обычно не встречаюсь с замужними женщинами.

– Почему? Мужики говорят, что это, наоборот, удобно, никакой опасности, что тебя хотят женить, к тому же меньше вероятность подхватить венерическую болезнь. Сейчас же жуть что происходит. Как только стали пускать иностранцев, кривая роста заболеваний венерическими болезнями резко возросла.

– А ты откуда знаешь?

– Нам в общежитии лекцию читали. И предостерегали, что обязательно надо остерегаться негров. И это никакой не расизм, просто Африка еще очень дикая, и у них не соблюдают элементарных правил гигиены. Послушай, но у тебя же есть какие-нибудь хорошие знакомые, познакомь меня. Может быть, я понравлюсь.

– Ты понравишься. Но знакомить я тебя не буду. Это твои проблемы. Я не имею отношений с замужними женщинами. Как показывает опыт, это всегда кончается скандалами. Особенно в нашей сфере. Потому что мои знакомые обычно совсем не глупы и очень наблюдательны. Если у меня сотрудник не может обнаружить, что жена ему изменяет, я таких отчисляю. Какой из него тогда чекист? Давай решим так: твое замужество – твои проблемы, и ты их решишь сама. Конечно, когда-нибудь ты бросишь меня. Мне бы хотелось, чтобы это случилось как можно позднее, но тут уж как судьба повернет.