Новый хозяин, Петр Петрович, конечно, приказал снова закрыть комнаты, но сам стал тревожен, нелюдим, перестал спать ночами, словом, как говорили его друзья, «потерялся умом в тех черных комнатах».

Тут стоит вспомнить, что род Кусовниковых всегда отличался странностями. Предок Петра Петровича, петербургский купец-миллионер Михаил Семенович Кусовников развлекался еще на рубеже XVIII – XIX веков очень своеобразно. Оденется в лохмотья и явится в самый богатый магазин, а чаще всего в ювелирную лавку. Выберет дорогущий бриллиант и требует, чтобы ему показали. А когда продавец или хозяин попытается выгнать «нищего бродяжку» вон, Кусовников вынет из кармана пачку ассигнаций и бросит на прилавок:

– Вот! Знай наших! Всю ювелирную лавку могу купить, не то что один брульянт!

Продавцы, конечно, тут же в пояс кланяются с извинениями. А Кусовникову только того и надо – уважения.

Между прочим, жил он в одном из самых престижных домов Петербурга – на углу нынешнего канала Грибоедова и Невского проспекта. Этот трехэтажный особняк (№ 30/16) построил сам великий Растрелли. После смерти Кусовникова дом перешел к его дочери Ольге, вышедшей в 1828 году замуж за знаменитого барона Василия Энгельгардта, того самого, что устраивал в Петербурге знаменитые балы-маскарады, на которые съезжалось все светское общество и где бывал сам император Николай I. Именно этот дом Энгельгардта и описал Михаил Юрьевич Лермонтов в своей драме «Маскарад». Словом, несмотря на купеческое происхождение, Кусовниковы принадлежали к высшему обществу.

Вот и о московском Петре Кусовникове не следует говорить, что он был «замызганным старикашкой», как иногда пишут. Просто возраст и впечатление от черных масонских комнат повлияли на его бедный ум. Петру Петровичу стало мерещиться, что все хотят его ограбить. Вот он и удумал: перевел деньги в банковские ассигнации (что-то вроде облигаций – платежных обещаний банка), упаковал их в непромокаемый мешок и стал прятать каждый день дома в разных местах. Опасаясь воров, всех слуг Кусовников рассчитал, гостей не принимал, на себя почти ничего не тратил, питался чуть ли не черствым хлебом. Супруга его, Варвара Ивановна, была женщина кроткая, на феноменальную скупость супругу не пеняла – раз муж велел питаться сухариками, не общаться ни с кем, обходиться без прислуги, – так тому и быть. А может, она и сама была жадна.

Варвара Ивановна даже дикую затею мужа одобрила: чтобы избежать ночного воровства, Кусовников нанимал извозчика и всю ночь колесил по Москве, прижимая к груди заветный мешок с ассигнациями. Ну и Варвара Ивановна восседала рядом, цепко ухватившись за шкатулку со своими семейными драгоценностями. При этом одевались супруги в рванину, чтобы не привлечь ненужного внимания.

Но как-то раз пришлось им все-таки выбраться из дома на неделю. Дела в подмосковной усадьбе потребовали присутствия. К их возвращению истопник решил протопить хозяйскую спальню, вот и затопил печь. Откуда ж ему было знать, что странный хозяин перед отъездом засунул туда свой заветный мешок, а хозяйка – шкатулку?!

Крик, поднявшийся едва чета Кусовниковых, возвратившись, переступила порог спальни, говорят, был слышен по всей округе. Увидев, что ее драгоценности переплавились в сплошное месиво, бедная Варвара Ивановна упала замертво. Петр Петрович, узрев пепел вместо ассигнаций, оказался поживучее – похоронив жену, он кинулся в банк:

– Нельзя ли восстановить ассигнации по имеющейся описи?!

Но банк ему отказал. Вот тогда-то бедняга Кусовников и тронулся умом по-настоящему. Некоторое время он в рубище гулял по Мясницкой, распугивая прохожих. Ну а потом умер, да не смог уйти на тот свет – все надеется вернуть свои сбережения. Вот и пугает теперь людей в полнолуние – стонет и плачет, а потом просит денег.