Видна человеческая фигура, ковыряющая лопатой землю, в нескольких шагах горел костерок, у огня на корточках сидел другой человек, одетый в красную фуфайку, на плечи накинута телогрейка. Сурен отметил про себя, что копают в том месте, где стоял сарай, где в подполе тайник, завалы на этом месте почти разобрали, еще немного осталось, снимут слой, доберутся до сейфа, выворотят его из стены и унесут, чтобы вскрыть в спокойной обстановке. Сурен перебрался через развалины забора, жестами показал Левону, чтобы оставался сзади и держал наготове ствол, но Левон и так все понял, здоровой рукой достал пистолет, выключил предохранитель и пропал из вида.

Сейчас, с наступлением темноты, стал чувствоваться холод, какой-то жуткий, сразу пробиравший до костей, Сурен подумал: если кто живой остался под завалами, – вряд ли дотянет до утра. Он обогнул развалины дома справа, оставаясь вне поля зрения, фары «Уазика» были направлены в другую сторону, а костерок давал слабый свет. Сурен крался вперед, надеясь сократить дистанцию, оставаясь незамеченным, а затем броситься вперед и решить все парой хороших ударов. В кармане – кусок капроновой веревки, которым можно связать этих самодеятельных копателей, пусть отдохнут, и самому закончить начатую работу, – открыть сейф и забрать свое.

Уже был слышен голос человека, сидевшего у костра, он говорил отрывисто, короткими фразами, будто собака лаяла, – и можно было разобрать отдельные слова. Сурен, затаив дыхание, медленно приближался к освещенному пространству, когда сзади что-то загремело, загрохотало, будто кто-то прыгнул на листы кровельного железа, и высокий голос:

– Стой, гад, а то стреляю. Не двигаться, ну…

Лязгнул затвор автомата или карабина, за спиной загорелся фонарик. Сурен успел подумать, что эти копатели не дилетанты, а тертые парни, с опытом, поставили в темноте человека, может, не одного, и спокойно занялись делом. Он бросил взгляд за плечо, увидел абрис человека с фонариком, рядом с ним другой человек, с карабином. Из темноты выступил Левон, он замер на месте и выстрелил навскидку. Фонарик погас, стало темно. Сухие пистолетные хлопки: раз, два… Выстрел карабина. И один пистолетный хлопок…

Человек у костра вскочил на ноги и снова присел, телогрейка слетала с плеч, откуда-то из-за спины, из бесформенной груды тряпья, выдернул за ремень двустволку. Второй мужчина, отбросил лопату, поднял лом. Сурен сделал три длинных прыжка вперед, сократил дистанцию, в движении дернул рукоятку саперной лопатки.

Человек в красной фуфайке вскинул ружье.

Сурен остановился, занес руку за спину, резко выбросил ее вперед, разжал пальцы, древко выскользнуло из ладони, лопатка перевернулась в воздухе, ударила противника в основание шеи с такой чудовищной силой, что перерубила дыхательное горло и пищевод, чудом не снесла с плеч голову. Человек, даже не вскрикнув, повалился на спину, пальнув в ночное небо дуплетом, выстрелы грянули залпом артиллеристских орудий, так, что уши заложило, из стволов вышел длинный сноп искр.

Мужчина с ломом был совсем близко, на расстоянии полутора метров, он отклонил корпус вправо, чтобы ударить сбоку и поломать противнику руку и ребра. Сурен уже не мог отступить, он присел, выбросил вперед правую ногу, провел встречный удар в живот. Лом вылетел из рук, человек повалился на спину. Сурен, поджав ноги, прыгнул не него, коленями на грудь, наотмашь съездил по лицу, но сообразил, что противник уже в глубоком нокауте. Сурен перевернул его вниз лицом, связал руки за спиной. Тут только обернулся и позвал Левона, – никто не ответил.