. Как представляется, изменение взглядов Сталина на проблему строительства социализма в странах советского блока могло произойти по причине изменения характера отношений СССР с Западом, их ужесточения, вызванного его обидой на бывших союзников, которые, по его мнению, вопреки ранним договоренностям, решили разными способами противодействовать советским усилиям по консолидации стран, отошедших в сферу военно-политического влияния СССР. Тогда в ожидании нового военного конфликта задачей Кремля становилась предельно возможная унификация политических систем стран «народной демократии» по советскому образцу и жесткая привязка их к политике Москвы. Сталинский, условно говоря, «либерализм» 1946 г. можно было бы объяснить необходимостью трансляции этих идей западным руководителям, которые должны были поверить, как это было с роспуском Коминтерна в 1943 г., в отказ Кремля от намерения распространять законы своей коммунистической империи на Восточную Европу. Кажется, Сталин решил пожертвовать Югославией, чтобы «оградить» компартии стран «народной демократии» от тех «ошибок», а в отдельных случаях «ереси», обвинения в которых были предъявлены КПЮ. Югославскую компартию можно считать в известном смысле «сакральной» жертвой Сталина, принесенной во имя утверждения нового курса ВКП(б) по отношению к странам «народной демократии». Он обозначил новые, более жесткие рамки, в которых должны были развиваться политика, экономика и идеология этих стран, теперь еще больше привязанных к сталинской теории социализма и внешнеполитической линии СССР.

Примечательно в этой связи выступление Жданова еще 27 марта 1948 г. на совещании в ЦК ВКП(б), посвященном подготовке к конгрессу ученых-славяноведов. (В тот день Сталин и Молотов направили Тито первое письмо с обвинениями в отходе от марксистско-ленинской линии.) Жданов указал на «неверные концепции», которые получили распространение в Югославии. Речь шла об утверждениях, будто бы Югославия является «настоящей революционно-социалистической страной», а путь, избранный странами народной демократии для строительства социализма, – «более верным и более надежным, чем тот путь, по которому шел Советский Союз». Критикуя данное утверждение, Жданов подчеркнул, что развитие народно-демократических стран не исключает классовую борьбу, осудил, имея в виду югославских коммунистов, «руководителей некоторых стран за отсутствие марксистского анализа» и попытку представить крестьян как «основу югославского государства», а «югославского кулака» – демократическим элементом[63]. Вероятно, эти слова Жданова, содержавшие фрагменты первого кремлевского письма югославам, можно считать началом публичной критики югославского руководства.

Выше говорилось, что Тито неоднократно заявлял о готовности обсудить возникшие, как утверждали в Кремле, «разногласия», которые в Белграде даже не считали таковыми. Руководство КПЮ выполнило к тому времени бо́льшую часть указаний Москвы: отказалось от посылки дивизии в Албанию, подписало договор о консультациях по внешнеполитическим вопросам, приступило к пересмотру своей аграрной политики, ужесточило подход к проблеме частной собственности. При желании начавшийся конфликт можно было урегулировать в самом начале, но Сталин и Молотов, зная Тито и его окружение, вероятно, решили «поставить эксперимент» над руководством КПЮ, проявлявшим самостоятельность, и, используя разные способы давления, добиться безусловного признания инкриминируемых ему «ошибок». Не исключено, как мы уже отмечали, что подобная тактика, преследуя цель подавить в зародыше югославскую «ересь», являлась также попыткой продемонстрировать другим компартиям способ упреждающей борьбы Кремля с инакомыслием. Нельзя сказать, что уже на том этапе Тито открыто выступал с обоснованием альтернативной модели социализма, пытаясь противопоставить ее сталинской, но сам характер югославской части переписки, а также принимаемые по его инициативе на Политбюро ЦК решения убедительно свидетельствовали о зарождении неких новых принципов, согласно которым должны были строиться отношения внутри лагеря «народных демократий». Тито был готов отстаивать интересы своей страны, защищать самостоятельность партии вопреки давлению и принятой иерархии отношений, что создавало для Кремля абсолютно недопустимую ситуацию. Важным было и то, что югославский лидер и его соратники осмелились считать себя равными кремлевским руководителям в трактовке теории марксизма. Это была дерзость, которую Кремль никому не мог позволить.