Великокняжеские игры с генеалогией намного уступали по смелости, масштабности и глубине тому, что высказали церковные интеллектуалы. Государи обзавелись официальной исторической легендой о собственной династии. Им… хватило.

Но Церковь мыслила на два-три шага дальше.

Ученые монахи-иосифляне первыми начали понимать: Московская Русь – более не задворки христианского мира. Отныне ей и воспринимать себя следует иначе.

Незадолго перед тем произошли события, ошеломительные и для Русской церкви, и для всех образованных людей нашего отечества, и для политической элиты Руси.

Во-первых, благочестивые греки «оскоромились», договорившись с папским престолом об унии в обмен на военную помощь против турок. Митрополит Исидор – пришедший на Московскую кафедру грек, активный сторонник унии, – попытался переменить религиозную жизнь Руси. Очень скоро он очутился под арестом, а потом едва унес ноги из страны.

Во-вторых, Русская церковь стала автокефальной, то есть независимой от Византии.

В-третьих, в 1453 году пал Константинополь, казавшийся незыблемым центром Православной цивилизации.

И все это – на протяжении каких-то полутора десятилетий!

А затем, до начала XVI столетия, государь Иван III превратил крошево удельной Руси в Московское государство – огромное, сильное, небывалое по своему устройству.

На падение Константинополя в Москве, пусть и не сразу, вспомнили таинственные предсказания, издавна приписывавшиеся двум великим людям – Мефодию, епископу Патарскому, а также византийскому императору Льву VI Премудрому, философу и законодателю. Первый погиб мученической смертью в IV веке, второй царствовал в конце IX – начале X столетия. Традиция вкладывала им в уста мрачные пророчества. Христианство, «благочестивый Израиль», незадолго до прихода Антихриста потерпит поражение в борьбе с родом Измаиловым. Племена измаильтян возобладают и захватят землю христиан. Тогда воцарится беззаконие. Однако потом явится некий благочестивый царь, который победит измаильтян, и вера Христова вновь воссияет. С особым вниманием наши книжники вглядывались в слова, где будущее торжество приписывалось не кому-то, а «роду русему».

После 1453 года московские церковные интеллектуалы постепенно приходят к выводу: Константинополь пал – свершилась часть древних пророчеств; но и вторая часть свершится: «Русский род с союзниками (причастниками) … всего Измаила победит и седьмохолмый [град] примет с прежними законами его и в нем воцарится». А значит, когда-нибудь Москва придет со своими православными полками на турок, разобьет их, освободит от «измаильтян» Константинополь.

Почва московская испускала жаркий сухой свет иноческой жажды всё понимать, всё объяснять, привязывая к Богу. Мысль поднявшейся к державным высотам Москвы постоянно напитывалась им и оттого пришла в лихорадочное возбуждение.

Из медленного, но неотвратимого осознания какой-то высокой роли Москвы в искалеченном, истекающем кровью мире восточного христианства, из очарования волнующими откровениями тысячелетней давности родился целый «веер» идей, объясняющих судьбу новорожденной державы и его стольного града. Чудесное превращение Московского княжества в единое общерусское государство вызвало у «книжных» людей того времени рассуждения не только о корнях и особой миссии московского княжеского дома. Они мыслили о смысле существования новой державы. Не напрасно же родилась такая мощь! Не напрасно милая лесная дикарка Москва неожиданно для всех оказалась в роли державной владычицы! Не напрасно вышла она из-под иноверного ига как раз в тот момент, когда прочие народы православные в него угодили!