– Да откуда я знаю? Не написано здесь ничего! – отбивался дежурный.

– То есть задержать – задержали, а кто будет вести ее дело – неизвестно! Молодой человек, – хищно поблескивая стеклами очков, вкрадчиво говорил на это Любимов. – Возле входа стоит толпа журналистов. Я сейчас выйду к ним и скажу, что Марию Строеву здесь убили. Прецеденты имели место быть неоднократно, так что это никого не удивит. Но вот личность погибшей! Как вы думаете, что после этого будет?

– Да жива она и здорова, – отбивался дежурный. – Мне по смене передали, что происшествий не было.

– Вот и дайте мне в этом убедиться, – настаивал Любимов.

Доведенный до белого каления дежурный, которому, как и его коллегам, уже не раз приходилось сталкиваться с Любимовым, решил, что лучше уж разрешить им встретиться, чем спорить. И дежурный приказал вызвать в комнату для допросов Марию.

А в ее камере в это время царило если не веселье, то нездоровое оживление. Возлежа на своей койке, Мария, прихлебывая чай, рассказывала своим соседкам о театре, о съемках, но их особенно интересовали подробности из личной жизни артистов: кто чей муж или жена, кто чей любовник, кто на ком женился или, наоборот, кто с кем развелся. Ну что сказать? Женщины остаются женщинами везде.

Тут в двери открылось окошечко и прозвучала команда:

– Строева, на выход!

Баржа тут же уточнила:

– С вещами?

– Нет! – раздался в ответ возглас.

– Ну ничего! – утешила Баржа Марию. – Больше двух суток они тебя держать не имеют права, а предъявить тебе нечего. Придется потерпеть.

Мария вышла и увидела уже другую женщину, которая уставилась на нее во все глаза и воскликнула:

– Блин! А я не верила, что тебя сюда привезли! Думала, однофамилица. Ну будет, что теперь соседкам рассказать! Нет, это надо же! Сама Мария Строева у нас сидит! Слушай, автограф дашь?

– Конечно, на чем расписаться? – согласилась Мария.

– Блин! Так ведь не на чем! – расстроилась конвоирша. – Ну ничего, как обратно тебя поведу, прихвачу что-нибудь.

И опять бесконечные коридоры и замки, но в этот раз Мария отнеслась к ним спокойнее – правильно говорят, что человек привыкает ко всему.

– Кто это тебя так отделал? – спросила по дороге конвоирша.

– Сама упала, – кратко ответила Мария.

– Ага! – хмыкнула та. – Клякса небось. Любит она руки распускать. Ох, и отольется ей это когда-нибудь. И чего-то мне кажется, что очень скоро – Гуров не спустит, что на тебя руку подняли.

– Он никогда не ударит женщину, – возразила Мария.

– Он-то? Да, он чистодел, никогда в жизни задержанного на допросе не ударил. Так другие найдутся. Он у наших постояльцев в большом авторитете, и должников у него много.

Мария думала, что ее ведут на допрос, но, когда увидела Любимова – а кто в Москве его знает? – почувствовала такое облегчение, что чуть не расплакалась. А вот он при виде ее назревающего синяка, как и говорила Баржа, вполлица, только с удрученным видом покачал головой и сказал:

– Машенька! Вы разрешите мне так к вам обращаться? – Она только кивнула. – Как я понимаю, этим не ограничилось?

– Да, еще на боку, – ответила она и показала рукой, где именно.

– Сознание когда-нибудь терять приходилось? – поинтересовался Михаил Яковлевич.

– Этой ночью, – грустно ответила женщина.

– А теперь его вам предстоит потерять всерьез и надолго. Вы актриса, должны это уметь. И в себя придете только тогда, когда я скажу. Ну, начинайте и ни о чем больше не беспокойтесь. Обещаю, что эту ночь вы проведете уже в другом, более комфортабельном месте, – пообещал он.

– Правда? – вскинулась Мария и вдруг, побледнев, стала валиться со стула набок.