Ефрейтор с перебинтованной головой кивнул; вид у него был нездоровый.
А, впрочем, у меня самого, подозреваю, вид ничуть не краше. И то ли ещё будет…
Глава 4
Вот так сразу выдвигать автомобиль на опушку никто, разумеется, не стал, вездеход остановили в ельнике за небольшим пригорком. Я направился к позициям бывшего третьего отделения и ещё издали услышал ругань и невнятный скулёж. Когда подошёл, ефрейтор Бирюк потирал ссаженные костяшки, а один из новобранцев сплёвывал кровь, стоя в обнимку с сосновым стволом.
– А-а-а! – отмахнулся командир отделения, перехватив мой вопросительный взгляд. – Воспитательную работу провожу. А то взяли моду паниковать!
– Паникёров расстреливать приказали, – подлил я масла в огонь, и рядовой с расквашенными губами мигом прекратил изображать из себя умирающего лебедя, отлип от сосёнки и вытянулся чуть ли не по стойке смирно.
Ефрейтор благодушно махнул рукой.
– Воюет пусть.
– Пусть воюет, – кивнул я и велел отрядить бойцов на обустройство укрытия для вездехода, но только лишь этим дело не ограничилось, до самого позднего вечера так и не присел, решая какие-то неотложные вопросы. Ужин и вовсе чуть ли не с боем выбивать пришлось, но, пусть пайку и уполовинили, голодным никто не остался.
После я проверил личный состав нашего поредевшего взвода, распределил очерёдность караулов и довёл до Бирюка переданную вестовым штабс-ротмистра связку пароль-отзыв. Единственные на отделение часы нашлись у Демида, временно изъял их на общественные нужды – по ним и стали отслеживать время караулов.
Потом уже только я сел перевести дух и с отвращением поглядел на миску с перловкой. Еда в глотку не лезла, голова гудела, в ушах звенело, ещё и морозило всего. Ладно хоть бойцы костерок в приямке у блиндажа развели и в котелке чай из лесных трав заварили. Опустился на одно из уложенных тут же брёвнышек, выпил кружку – стало легче.
Но озноб так и не отступил, даже за курткой сходить не поленился, да и рассевшиеся вокруг огня новобранцы начали доставать скатки и облачаться в шинели. К вечеру ощутимо похолодало, а, быть может, просто после дневной парилки слишком разительным показался контраст.
Оставив бойцов у костра, я отправился на очередной обход, постоял немного на левом фланге и понаблюдал за работой сапёров, которые навешивали на колючую проволоку погремушки из пустых банок тушёнки и минировали подходы к высоте со стороны леса.
– Передай своим, чтоб за колючку не лезли, – предупредил меня их унтер. – Мин не так много, их бы на макак хватило!
– А там? – махнул я рукой в сторону тылового заслона.
– В ту сторону тоже драпать не нужно. Мы своё дело знаем!
Я пообещал предупредить подчинённых о минном поле, дошёл до правого окопа и задержался там, прежде чем двинуться к позициям третьего отделения. Лучи заходящего солнца ещё пробивались через кроны деревьев, но быстро темнело, в низине сгустился туман, реки уже видно не было, лишь растеклась непроницаемым облаком молочная белизна.
Холодком оттуда так и тянуло, белёсые клочья тумана позли вверх по косогору, и сие обстоятельство мне категорически не понравилось. Если эта гадость затопит всю расселину, нихонцам под её прикрытием не составит никакого труда скрытно подобраться к нашим позициям и задавить числом.
Послышались голоса, что-то треснуло в стороне от окопа, и стоявший на карауле долговязый Антон чуть не подпрыгнул, нацелил ствол винтовки в темноту подлеска и выкрикнул:
– Стой! Стрелять буду!
От ёлок негромко послышалось:
– Синица!
Доброволец судорожно сглотнул и выдал отзыв: