Хуже всего было, когда адмиралу приходила охота устраивать общие парусные учения или совместное маневрирование всех судов отряда. Тогда обязательно что-либо не ладилось и от недостатка практики и просто от сознания, что сам адмирал зорко за всеми следит в свой одноглазый бинокль с кормового мостика «Корнилова». Обычно во время таких учений то тому, то другому кораблю поднимались сигналы с выговором, и все очень удивлялись, если учение проходило без этого.

Но под влиянием строгости адмирала весь отряд сильно подтянулся, и даже кадеты и гардемарины старались вести себя так, чтобы не подводить своего корабля под гнев начальника отряда.

Как-то раз на одном корабле, зная, что предстоит общее парусное учение, кадеты решили незаметно забраться на марс, чтобы, когда начнется аврал, быть уже на местах. Забрались они туда, воспользовавшись тем, что вахтенный начальник был чем-то занят и этого не заметил. С палубы своего корабля их не видели, так как этому мешала площадка марса. Кадеты нетерпеливо ждали сигнала о начале учения, и вдруг взвился сигнал с позывными этого корабля. Разобрали, и оказалось, что он означает: «Отчего у вас на марсе находятся люди?» Вышел командир, старший офицер, все смотрят наверх, спрашивают вахтенного начальника и остаются в полной уверенности, что в сигнал вкралась какая-нибудь ошибка. А адмирал в это время все следит за кадетами на марсе и видит, что они продолжают там оставаться. И поднимается сигнал: «Убрать людей с марса». Злополучных кадет нашли, но не успели еще пробрать как следует, как на «Корнилове» появился новый сигнал: «Прислать адмиралу тех, которые были на марсе».

Бедных «преступников» посадили на паровой катер и с корпусным офицером отправили к начальнику отряда. Тот на них долго кричал, топал ногами, засадил под арест и обещал лишить отпуска после плавания. Попало и бедному офицеру. Учение тогда все же состоялось.

Много нам также доставалось, когда во время шлюпочных учений приказывалось резать корму адмиральскому кораблю. А то и того хуже – приставать под парусами к трапу. При этом сам адмирал наблюдал за учением. Тут выговоры сыпались, как из рога изобилия, и нередко не столько от неумения, сколько от страха, мы перед адмиралом врезались в трап и ломали бушприты и мачты шлюпок. Но в конце концов все же научились прилично управлять под парусами.

На рангоутных кораблях перед спуском флага опускались брам-реи и брам-стеньги, а перед подъемом – поднимались. Это делалось на случай, если ночью засвежеет ветер, чтобы мачты не представляли слишком большой площади парусности и корабль не стал бы дрейфовать. Этот маневр сохранился и до наших дней на отряде и проделывался каждый вечер и утро. Благодаря частому повторению и тому, что он происходил одновременно на всех кораблях, команды достигали большой виртуозности и стремились перещеголять друг друга в быстроте выполнения.

Нормально весь маневр занимал 2–3 минуты, но достаточно было какой-либо снасти заесть или кому-либо из матросов зазеваться, как сейчас же происходила задержка. При этом иногда в пылу увлечения происходили несчастные случаи, и у тех, кто стоял на саллинге у марса-фалов, затягивало палец в блок и обрывало. Но так уж велик дух спорта, что, несмотря на это, аврал продолжался без задержки, а несчастную жертву по окончании маневра спускали на палубу и делали перевязку[49].

Адмирал Ч. также строго следил за исполнением этих маневров, и не дай Бог, если на одном из кораблей что-либо не ладилось: сейчас же выговор и требование повторить. В распоряжение кадет давалась бизань-мачта, как наиболее короткая, а следовательно, с более легкими парусами, реями и стеньгами. И хотя нам нелегко было тягаться с матросами на фок и грот-мачтах в быстроте и чистоте работы, мы все же пытались не отставать и к концу кампании почти сравнялись с ними.