Тогда Лиза не придала этому особого значения, однако слова не забылись. Невиновны, невинны… есть разница или нет? Невинны – это что-то ветхозаветное, состояние до грехопадения. А невиновны – скорее термин судопроизводства. Если некто, совершив преступление, умудрился уйти от ответственности и суд присяжных объявил его невиновным… Господи, да при чем тут преступление? Что за мысли лезут в голову средь бела дня на берегу Ионического моря?
Чихая и отфыркиваясь, на мыс забирается Джемма, несколько минут отплясывает на горячих камнях, давая солнцу подсушить купальник, а потом с блаженным вздохом вытягивается на циновке рядом с Лизой.
– Ну как? – спрашивает та, не открывая глаз.
– Класс! Хотя мне больше понравилось в Сидари.
– Мы были там уже три раза.
– Ну и что? В Антипасе мы вообще были раз сто или двести.
– Мы же там живем, глупая курица!
– Это я-то глупая курица? – Кипя от негодования, большей частью притворного, Джемма наклоняется над простертой на циновке Лизой и кусает ее за грудь. – У-у, ведьма!
Та испускает пронзительный вопль. Отшвыривает в сторону шляпу и хватает обидчицу за горло.
– Ведьма, да? Ну так не приходи больше к ведьме в постель!
– Ишь какие мы обидчивые!
– Значит, ночью я твоя сладкая девочка, а днем – ведьма?
– Ты же не брезгуешь глупой курицей. Почему я должна брезговать ведьмой?
Взобравшийся на скалу Венсан застает их за обычной возней со всякими там шлепками, повизгиваниями и поцелуйчиками, но поскольку здесь нет ничего такого, чего бы он не видел раньше, не обращает на это ровным счетом никакого внимания. Преспокойно раскладывает на полотенце свои трофеи (две витые раковины асфальтово-серого цвета с розовой изнанкой и небольшой кусок рыхлой губки), подбирает с земли отброшенную Лизой шляпу, надвигает на глаза и не спеша подходит к выступающему краю мыса.
Он стоит, поджарый и гибкий, как акробат, с мускулатурой, развитой чуть больше, чем это необходимо для манипуляций с кислородными баллонами. С его длинных волос, собранных в хвост, капает вода. Крепкие ягодицы, обтянутые черной эластичной тканью плавок, заставляют женщин на пляже смотреть ему вслед. Он неразговорчив, но и не угрюм. Любит спонтанный секс в любое время суток, симфоническую музыку, сухое красное вино, легкие завтраки, удобную одежду из натуральных тканей, дорогие сигареты и ни к чему не обязывающие отношения. Хорош он или плох? Отзывчив или равнодушен? Можно ли на него положиться? Стоит ли ему доверять?..
Они договорились не задавать друг другу вопросов, надеясь, что отношения, выстроенные на основе слепого доверия, не омраченные ни подозрениями, ни взаимными обязательствами, окажутся более жизнеспособными, нежели их традиционные аналоги. Закрыть глаза и повернуться к прошлому спиной – ведь если его невозможно изменить, следует его попросту игнорировать! В каком-то смысле эта политика себя оправдала. Они все еще вместе. Им не в чем упрекнуть друг друга. Их ничто не связывает – ничто, кроме удовольствий. Райская жизнь.
Однако где есть табу, там будут и попытки его нарушить. Это общеизвестно. И первым нарушителем оказался Венсан, хотя его-то уж никак нельзя было обвинить в чрезмерной болт–ливости. Однажды вечером он набрался и рассказал о том, как несколько лет назад чуть не угодил на скамью подсудимых по обвинению в убийстве, которого не совершал. К сча–стью, убийца оказался клиническим идиотом (в полном смысле этого слова), так что его быстро разоблачили и закатали в психушку.
Джемма пришла в ярость: «Мы что, собрались тут рассказывать друг другу страшные истории в духе старины Хичкока?» – но быстро успокоилась и поведала о своем не очень счастливом детстве на Сицилии. Вот, собственно, и все. Один эпизод из жизни женщины, один эпизод из жизни мужчины. Больше воспоминаниям никто не предавался. Невинность… Что ж, похоже, это и в самом деле неплохая идея.