Эти бедные невольники грелись под благотворными лучами солнца, забывая темную и сырую тюрьму свою под палубой. И смеялись от радости своим глупым и бессмысленным смехом, видя над собой лазурное небо и показывая на него пальцем друг другу.

После того пригнали также на палубу и женщин проветриться и отдохнуть.

– Капитан, – сказал один разбойник Брюлару, – послушайте-ка… – И он прошептал ему что-то на ухо.

– В самом деле? – отвечал атаман. – Постой же, я дам ему! Поди сюда, Сухой, – сказал он, обратившись к одному из матросов своих, прозванного неизвестно почему Сухим, хотя он был очень толст. – Поди сюда! Как осмелился ты, бездельник, прикоснуться к одной из тех женщин, которых привели в мою каюту? Разве ты не слышал моего приказания, которое должно быть священно для тебя?

– О, священно, священно! Похоже на то…

И матрос хотел прибавить еще какую-то насмешку, но атаман, ударив его сильной рукой своей, опрокинул на палубу.

Упрямый Сухой, поднимаясь на ноги, продолжал ворчать, упрекая атамана в несправедливости.

– А, ты еще умничать стал! Постой же, я дам тебе, ты получишь ее!

– Негритянку? – спросил Сухой.

– Да!

Но в этом «да» заключалась ужасная насмешка, которая заставила невольно вздрогнуть матроса.

Брюлар отвернулся от него и продолжил разговаривать с другими разбойниками.

– Итак, ты говоришь, что две негритянки не хотят выходить наверх?

– Я не говорю «не хотят», капитан, а говорю, что не могут, потому что они умерли.

– Черт возьми! И из хорошего разбора?

– Одна была ничего, порядочная, а другая так себе, худенькая.

– И на третий день уже! Тысяча чертей! Ну что, если они все начнут дохнуть! От чего они умерли, от жары или от голода?

– Я думаю, что от голода и от жары.

– Выкинь же их скорее оттуда, они перепортят мне остальных.

– Слушаю, капитан. Правда, они уже попахивают…

Через десять минут два матроса вынесли на палубу тела умерших негритянок и хотели бросить их в море.

– Постой! – сказал атаман.

Матросы опустили тела опять на палубу.

– Сухой! – закричал Брюлар. – Тебе приглянулись негритянки, я на тебя вовсе не сержусь за это, а чтобы доказать тебе мою снисходительность, то вместо одной даю тебе двух. Привяжите его к бочке вместе с этими двумя трупами и бросьте в море!

– Живого? – спросил с беспокойством один из разбойников, бывший в большой дружбе с Сухим.

– Разумеется! – отвечал атаман, уходя в свою каюту.

После этого раздались вопли, ужасный крик, мольбы, ругательства и, наконец, шум падающего в воду тяжелого тела, всплеснувшего брызги на палубу.

Тогда Брюлар вышел опять наверх и, указывая разбойникам на бочку, плавающую уже далеко от них по морю, и на несчастного Сухого, который, сверкая глазами и извиваясь на трупах, к коим он был привязан, испускал ужасные, отчаянные вопли, сказал:

– Да послужит это вам примером, мошенники! Вот что значит не исполнять приказания вашего великого атамана! Впрочем, он не умрет с голоду, – прибавил Брюлар улыбаясь.

Через несколько минут после того бочка едва чернела вдалеке, на середине океана, а вскоре исчезла совершенно с заходом солнца.

Наступила ночь. Огонек опять засветился в каюте Брюлара. Этот огонек и уединение сильно возбуждали любопытство разбойников. Что такое делал он там каждую ночь? Зачем он так старательно запирался? Ибо он под страхом смертной казни запретил входить в свою каюту, за исключением особенных, важных и не терпящих отлагательства происшествий, в противном случае нарушитель его приказаний был бы немедленно выброшен в море. Такую силу и власть сумел приобрести атаман над разбойниками, слепо повиновавшимися ему.