Внизу, на первом ярусе, послышалось какое-то движение, будто кто-то тащил что-то тяжелое. Там располагалась гридница на шестерых караульных. Один из них обычно устраивался на полу поперек входной двери, чтобы снаружи никто не мог незаметно войти, а остальные с удобствами отсыпались на тюфяках на широких лавках гридницкой.

В ночной тиши самый тихий звук возрастал втрое. Вот прошли осторожные шаги, остановились, что-то прошелестело, еще шаги и скрип входной двери. «Куда это он?» – подумал князь. Малую нужду справляли в поганое ведро прямо в гридницкой и только по большой выходили во двор. Наверно, тот, кому приспичило, просто оттянул лежащего на полу в сторону от двери. У них там всегда кроме очага горел масляный светильник, чтобы сподручней было зажигать свечи на княжеском верху. И в щели откидной двери на верхнем ярусе постоянно виднелась тонкая полоска слабого света. Но сейчас из этой щели вдруг полезли вверх струи дыма. Пожар!

Рыбья Кровь вскочил и кинулся к двери. Едва приподнял ее, как лицо обдало дымным жаром. Внизу горела большая куча соломы. Прикрыв дверь, он глянул в сторону оконцев – маленькие, но протиснуться можно. А с сундуками что? В одном находилась княжеская казна, в другом – свитки и книги на словенском и ромейском языках, все их быстро не выбросишь! Он еще раз глянул в приоткрытую дверь. Наибольшее пламя было у основания лестницы, до лавок с караульными оно еще не добралось. Решившись, он схватил какую-то тряпку и, прикрыв ею лицо, в два прыжка сиганул по лестнице вниз.

Горе-караульные продолжали спать. Одного пнув ногой, второго скинув с лавки, в остальных запустив, что попало под руку, Дарник подхватил поганое ведро и выплеснул его на огонь, следом пошла в ход братина с остатками кваса. Все вокруг еще больше окуталось дымом. Подхватившиеся гриди кожухами и одеялами стали помогать князю сбивать пламя. В распахнутую дверь заскакивали уже наружные охранники. В десять взмахов пожар был потушен. Сильно обгорела лишь лестница и часть стены рядом с ней.

Явившийся в полушубке, надетом на голое тело, Корней сразу принялся выяснять причину пожара. Пепел от соломы ясно указывал на место возгорания.

– Это кто догадался прилечь возле лестницы?!

Грешили на караульного, что спал поперек входной двери, но тот ничего не помнил, мол, мне хорошо было и на кошме возле двери, хотя Дарник видел, что он спал чуть в стороне от двери или его действительно кто-то туда оттащил. При разбирательстве все шестеро были на месте. Князь попытался вспомнить, сколько караульных было в гридницкой, когда он туда спрыгнул, но точно сказать не мог, сам про поджог ничего не говорил и даже Корнея осекал, когда тот пару раз высказал такое предположение. Караульные со страхом ждали наказания, но Дарник остался весьма доволен собственным геройством при тушении, поэтому был само великодушие:

– На три месяца всех в углежоги, а там посмотрим, что с вами дальше.

Позже, когда все немного успокоились и разошлись по своим делам, он наедине все же признался воеводе-помощнику:

– Да, поджог был, но говорить о нем никому не смей. Князя поджигать не могут, это может быть только случайная оплошность. Выясняй втихаря.

Корней утвердительно кивнул – тайное дознание было его любимым занятием.

Воеводы один за другим прибывали к месту пожарища и облегченно выдыхали, видя, что все закончилось пустяком. Появилась и Евла, ромейка-тиунша над княжескими ткацкими и швейными мастерскими. Близко не подходила, издали сделала князю знак – провела пальцем по подбородку, что означало: давай встретимся в Корзине. «А почему бы и нет?» – подумал он и утвердительно дотронулся рукой до усов, усмехаясь сам себе: ведем себя ну точно деревенские подростки, чтобы родичи вокруг не догадались.