– Как дела в «Хэмблтоне»?

– Как всегда, очень весело. И народу много, – сказала Мэг. – Правда, там действительно весело! Кстати, когда к нам приезжает эта… как-там-ее?

– Часам к двенадцати, кажется. – Рита вздохнула. – Я-то встала в пять, так что, пожалуй, пойду да немного прилягу, пока она действительно не заявилась. Надеюсь, она не будет сидеть здесь ЧАСАМИ?

– А кто она? И как ее все же зовут?

– Ох… черт побери… совсем забыла!

– Да нет, я просто хотела спросить: чем она занимается?

Рита тут же охотно сдалась, прекратив тщетные поиски забытого имени.

– Она помогает какому-то адъюнкт-профессору из университета, его имя я тоже совершенно не помню… в общем, она помогает ему писать книгу про Амори. По-моему, ему кто-то подсказал, что биография Амори будет выглядеть странновато, если он ни разу не возьмет интервью у его вдовы; хотя в действительности его, конечно же, интересуют только идеи самого Амори; мне кажется, он весь состоит из каких-то теорий; впрочем, все они нынче такие. Возможно, его до смерти раздражает даже мысль о реально существующих людях, хорошо знавших Амори, не говоря уж о том, чтобы с этими людьми побеседовать. Вот он и послал свою аспирантку в наш курятник.

– Чтобы ты не подала на него в суд?

– Ох, Мэг, ты ведь так не думаешь, правда?

– Конечно, думаю! Тоже мне СО-трудничество! А потом в предисловии он в одной строке поблагодарит тебя за «поистине бесценную» помощь, свою жену и машинистку.

– Кстати, что за ужасные вещи ты мне рассказывала о госпоже Толстой?

– Она шесть раз от руки переписала «Войну и мир». Но это, конечно, настоящий рекорд! «Война и мир», переписанные от руки шесть раз…

– Шепард!

– Что? Ты о чем?

– Она – Шепард. Эта девушка. Кажется, ее фамилия Шепард. Или что-то в этом роде.

– Чью бесценную помощь профессору как-его-там тоже будет «невозможно переоценить»… Впрочем, она ведь всего лишь аспирантка, верно? Так что ей крупно повезет, если ее имя он вообще упомянет в своем предисловии. Какую замечательную страховочную сеть они сплели, верно? И все основные узлы этой сети – женщины.

Однако это был уж слишком откровенный намек на особенности жизни покойного Амори Инмана, и его вдова промолчала, помогая дочери тащить сумки с мукой, кукурузными хлопьями, йогуртом, печеньем, бананами, виноградом, салатом-латуком, авокадо, помидорами, уксусом и т. д. – со всем тем, что Мэг купила в магазине, забыв все же купить пресловутый блокнот.

– Ну ладно, я ушла к себе, а ты крикни, когда она приедет, – сказала Рита и мимо своего зятя, по-прежнему сидевшего в холле на полу возле книжного шкафа, прошла к лестнице и поднялась на второй этаж.

Там все было выкрашено белой краской и устроено очень просто и рационально: посредине лестничная площадка и ванная комната, а в каждом из четырех углов по спальне. Мэг и Фил – на юго-западе, бабушка – на северо-западе, Грет – на северо-востоке, мальчики – на юго-востоке. Старшее поколение, таким образом, получало возможность любоваться закатами, младшее – восходами. Рита первой в доме начинала прислушиваться к ударам океанских волн. Над вершинами дюн она видела могучий прибой и морскую пену на гребнях огромных волн, которую ветер трепал, точно гривы белых лошадей. Она легла на постель, с удовольствием глядя на узкие, чистые, выкрашенные белой краской доски потолка, которым отсвет моря придавал ни с чем не сравнимый оттенок. Спать ей совсем не хотелось, но глаза у нее устали от яркого света, а никакой книги она наверх не захватила. Потом она услышала внизу голос девушки, нет, голоса двух девушек, звонкие и одновременно негромкие, сливающиеся с тихим рокотом моря…