Легкие рвались от напряжения, ноги гудели. Но впереди маячил проход в арку, а за ним…

Удар в бок выбил из меня дух, свалил на асфальт, а потом кто-то с силой пнул меня, уже лежачего. И яростно выкрикнул:

– Попался!

Я успел закрыться от прямого удара в голову, и дубинка угодила по предплечьям. Тут же меня свернули в бараний рог, скрутили руки за спиной, сковали запястья и вздернули на ноги, едва не выломав суставы.

– У-у-у, – взвыл я, пытаясь вырваться.

Но толку от моих трепыханий было ровным счетом никакого.

– Не дергайся, – прорычал полицейский и чуть сильнее сдавил мою руку.

– Поймали-поймали, – прошипел я, кривясь от боли. – Все, мужики, вы победили…

Никто не собирался меня слушать. Вместо того меня поволокли в сторону машины, куда затолкали вместе с еще парой бедолаг. Один из них, бритый парень в рваной футболке и со здоровым шрамом поперек лица, возмущался беспределу, хотя даже слепой бы заметил сбитые костяшки на его руках. А второй не останавливаясь хихикал, и это казалось куда более жутким. Я сдвинулся ближе к крохотному окошку и уткнулся в решетку лбом. Вовсе не так я планировал начать новую жизнь. Ох, не так.

***

Камера была почти пустой. На дальней лавке, прикрученной к стене, лежал жалкого вида мужик. Он тяжело дышал и едва слышно постанывал. На этом его достоинства заканчивались. От мужика несло чем-то тухлым.

Второй сосед был противоположностью бомжа. Беспокойный и какой-то замороченный. Невысокий, сутулый, худощавый, с угловатым лицом, острым носом, провалившимися глазами под изгибами кустистых бровей, широким ртом, привыкшим к язвительной усмешке, тянущей губы в одну сторону. Он выглядел каким-то нескладным, неряшливым. Но самое странное, что при взгляде на него нельзя было определить ни возраст мужичка, ни его происхождение. Куртка была припорошена мучнистой пылью, как и брюки из серой ткани. Ботинки без шнурков открыли вид на босые, покрытые грязью ступни. Из-под рукава «пассажира» были заметны часы на запястье. Скорее всего, сегодня у служителей закона было много работы. Вот и забыли изъять часы. Мне померещилось, что стрелок на циферблате больше, чем положено. Но удивляться этому я не стал. За год в стране появилось много нового. Быть может, у этого бомжа какой-то мудреный западный аналог наших командирских часов.

Поначалу мужик расхаживал по камере, словно отсчитывая расстояние от стены до стены. Затем встал у двери и забормотал что-то невнятное. Пару раз он выкрикнул: «Я здесь помирать не собираюсь! Я обратно в зону ни за что», – но потом воровато оглянулся и продолжил бурчать. Затем внезапно тяжело бухнулся на колени. Прямо на грязный пол.

Дальше начало происходить совсем уж странное. Мужик ползал по холодному бетону, чертя какие-то мудреные узоры. Круги, ломаные и извивающиеся линии и непонятные зигзаги.

– Так, ага. Эту сюда… вроде, – бормотал он, старательно выводя рисунок. Но в голосе мне почему-то послышалась сильная неуверенность. И у меня сложилось такое впечатление, что он и сам плохо понимает, что делает. Или совсем не понимает.

– Может, позвать кого? – спросил я осторожно.

Незнакомец вскинул голову, будто очнувшись от транса, и уставился на меня, словно до того не видел.

– Тебе в голову прилетело, мужик. Может быть сотряс… – Я запнулся, заметив, что сокамерник злобно ощерился. Бледные губы разъехались, обнажив металлические зубы.

– Не мешай, – прошипел безумец и вернулся к своему занятию.

Внезапно пол вздрогнул, а стены зашатались, словно началось землетрясение. И я аж подпрыгнул от неожиданности: мне показалось, что бетон сейчас треснет, и я провалюсь в расщелину, как показывают в фильмах-катастрофах. Но соседа это абсолютно не смущало.