Небольшая комната, лишь немного больше той, что была у нас в деревне. Чистые, свежевыбеленные стены; много деревянных полок на стенах, сейчас занавешенных занавесками; две широкие кровати с толстыми серыми одеялами, огороженный тканью угол. Пустое место, где стоял стол, что сейчас на улице. Скрипучий пол, чьи доски чуть прогибаются под моей ногой. Мама и Лейла, обнявшись, сидели на дальнем от входа лежаке.

– Не обращай внимания, – сразу ответил я на молчаливый вопрос. – Закончили последнее дело, что связывало нас в Школе.

– Спасибо, что не вступил в Орден, – серые глаза светились. – Все эти дни я просила Небо, чтобы ты принял правильное решение.

– Все те внизу, мама, с тобой бы не согласились, – покачал я головой. – Для них мой поступок – большая ошибка.

– Что мне до них, когда давно уснувшая во мне воровка из трущоб кричит, что лезем в западню?

Я промолчал, не желая снова начинать этот разговор. И решил обсудить наше будущее, особенно после слов Тогрима внизу:

– В прошлый раз ты хвалилась, что устроилась в кожевенную мастерскую, и тебе даже разрешили пользоваться инструментом, – я хлопнул по ножнам кинжала, подаренным ей мне в прошлый раз. – Но мне тут сказали, что почти никто не сумел найти работы. Даже… – здесь я запнулся, но неуверенно продолжил. – За еду?

– Так и есть, – мама кивнула, затем строго сказала Лейле. – Беги хоть руки помой перед сном. И умойся там.

Сестра с недовольным видом, всей своей фигуркой выражая возмущение, вышла из комнаты. Я с улыбкой смотрел на это представление. Ещё прошлый раз я с удивлением понял – за месяцы, что я её не видел, она стремительно изменилась: вытянулась в росте, повзрослела повадками. Переезд и жизнь без лишений пошли ей на пользу.

Мама прислушалась к происходящему во дворе:

– Пока никто из этой пьяни не припёрся на этаж.

– Пусть только попробуют мешать.

Я успокоил встревоженную маму. И не шутил. Пусть наши статусы и отличаются, но не настолько, чтобы я боялся поднять руку на послушника. Может, через несколько месяцев они и обнаглеют, почуяв силу висящего на груди герба. Но сейчас, пока они помнят, как я силён, вряд ли кто рискнёт не послушать моего окрика. Да, я могу и напомнить. И вряд ли утром охотники унизятся до жалоб на меня в Ордене. Впрочем, я пока и бить никого не собираюсь.

– С работой так и есть.

Мама продолжила разговор, лишь с лёгкой улыбкой покачав головой на мои самоуверенные слова. Ничего. Ещё месяц и можно будет купить ей зелья Роста Основы и Возвышения. Я уверен в успехе. Половины года в Первом поясе ей должно хватить, чтобы тело стало готово к рывку на десятый уровень. Тем более с такой помощью. Я верю в её талант. Она за полтора месяца на этих землях прорвалась к девятой звезде. Возможно, еще месяц-два и она сама бы стала десяткой. А новый этап возвышения – это повышение статуса и снижение налога, это уверенность и новые возможности. Она больше не будет муравьём, которого терпят на этих землях лишь из-за сына-Воина. Не знаю, так ли это было на самом деле. Как их встречали на улицах квартала Чужих имён, а главное, за его зелёной границей?

– С этим и впрямь сложно, – слова её следовали моим мыслям. – С одной стороны, слишком уж горды большинство тех, кто приехал с нами. Они считают, что прошлых заслуг достаточно для того, чтобы найти себе место здесь. И забывают, что никто им ничего не должен.

Мама пожала плечами, досадливо продолжила:

– Словно мозги у людей отбили напрочь. Я вот простая, не гордая женщина.

Вот здесь я едва удержал на лице спокойную улыбку. Очень уж я оказался удивлён. Особенно вспоминая свои рассуждения внизу о её гордости, не позволившей ей присоединиться к чужому празднику.