И на борту стоять, скрестивши гордо руки…
Но, к сожалению… Вы мальчик при буфете
На мирном пароходе «Гватемале».
На триста лет мы с Вами опоздали,
И сказок больше нет на этом скучном свете.
Вас обижает мэтр за допитый коктейль,
Бьет повар за пропавшие бисквиты.
Что эти мелочи, когда мечты разбиты,
Когда в двенадцать лет уже в глазах печаль!
Я знаю, Джимми, если б были Вы пиратом,
Вы б их повесили однажды на рассвете
На первой мачте Вашего фрегата…
Но вот звонок, и Вас зовут куда-то…
Прощайте, Джимми, – сказок нет на свете!

1934

Верховский Юрий Никандрович

(1878–1956)


Поэт, переводчик, историк литературы. Искусный стилист, имитатор произведений Золотого века русской литературы. Относился к классическим символистам. Его произведения возвышенны, музыкальны, бестелесны. Его поэзия меланхолична, похожа на вздох, непролитые слёзы, проникнута любовью к природе и сентиментальностью. Стихи прозрачны, сотканы из воздуха, обращены к традиционным и вечным темам.

Город

Тесно сдвинут
Лабиринт.
Старый город,
Чем ты горд?
Меж гранитом
Строен ритм —
Подневолен
Шелест волн.
Парус плачет
Между мачт;
Путь наш долог —
Хмурый долг.
Камень- берег
Страсть отверг:
Тени носит
Черный мост.
В тьму низринут
Лабиринт.
Здесь не дорог
День – восторг.
Жизнь украсить —
И упасть:
Меряй взором
Хаос форм!
Черных масок
Темных ласк
Жди, растроган,
В пасти стогн!
Вьется, бурен,
Прах из урн.
Тусклый город,
Чем ты горд?

Волошин Максимилиан Александрович

(1877–1932)

Поэт, переводчик, художник- пейзажист, художественный и литературный критик. В своих стихах Волошин активно обращался к греческой, египетской и славянской мифологии, часто встречаются библейские символы и образы. В то же время он активно использовал античные приёмы написания стихотворений, что для того времени было настоящим дуновением античного ветра сквозь века.

Дрожало море вечной дрожью

Дрожало море вечной дрожью
Из тьмы пришедший синий вал
Победной пеной потрясал,
Ложась к гранитному подножью,
Звенели звезды, пели сны…
Мой дух прозрел под шум волны!

Плаванье

(Одесса- Ак- Мечеть. 10–15 мая)

Поcв. Т. Цемах

Мы пятый день плывем, не опуская
Поднятых парусов,
Ночуя в устьях рек, в лиманах, в лукоморьях,
Где полная луна цветет по вечерам.
Днем ветер гонит нас вдоль плоских,
Пустынных отмелей, кипящих белой пеной.
С кормы возвышенной, держась за руль резной,
Я вижу,
Как пляшет палуба,
Как влажною парчою
Сверкают груды вод, а дальше
Сквозь переплет снастей – пустынный окоем.
Плеск срезанной волны,
Тугие скрипы мачты,
Журчанье под кормой
И неподвижный парус…
А сзади – город,
Весь в красном исступленьи
Расплесканных знамен,
Весь воспаленный гневами и страхом,
Ознобом слухов, дрожью ожиданий,
Томимый голодом, поветриями, кровью,
Где поздняя весна скользит украдкой
В прозрачном кружеве акаций и цветов.
А здесь безветрие, безмолвие, бездонность…
И небо и вода – две створы
Одной жемчужницы.
В лучистых паутинах застыло солнце.
Корабль повис в пространствах облачных,
В сиянии притупленном и дымном.
Вон виден берег твоей земли —
Иссушенной, полынной, каменистой,
Усталой быть распутьем народов и племен.
Тебя свидетелем безумий их поставлю
И проведу тропою лезвийной
Сквозь пламена войны
Братоубийственной, напрасной, безысходной,
Чтоб ты пронес в себе великое молчанье
Закатного, мерцающего моря.

Зеленый вал отпрянул и пугливо

Зеленый вал отпрянул и пугливо
Умчался вдаль, весь пурпуром горя…
Над морем разлилась широко и лениво
Певучая заря.
Живая зыбь как голубой стеклярус.
Лиловых туч карниз.
В стеклянной мгле трепещет серый парус.
И ветр в снастях повис.
Пустыня вод… С тревогою неясной
Толкает челн волна.