Когда он проходил мимо, Ральф всегда сплевывал с особенным отвращением.

– На кой этому подлому проныре серебро?

– Есть люди, которым просто нравятся деньги, – спокойно рассуждал Джойд.

– И рабы?

– Рабы хотят того же, что и все. Так они мирятся с тем, чего у них нет.

– Видать, так, – говорил Ральф, задумчиво глядя на Сумаэль.

Их проводник проводила большую часть своего времени на настиле одной из надстроек: сверялась с таблицами и инструментом; хмурилась на солнце либо на звезды и вела подсчет, загибая проворные пальцы; указывала на какую-нибудь скалу или мель, грозовую тучу или зыбкое течение и загодя рявкала, предостерегая команду. Пока «Южный Ветер» был в море, Сумаэль расхаживала по всему судну, но стоило им зайти в порт, как капитан первым делом цепляла ее длинную, изящную цепочку к железному кольцу на юте. Пожалуй, эта рабыня с ее умениями стоила больше всего корабельного груза.

Порой она лазила меж гребцов, не обращая на них внимания, карабкалась через весла, скамьи и людей, чтобы проверить, как закреплены снасти, или промерить глубину у борта отвесом с навернутыми узлами. И всего раз она улыбалась на глазах у Ярви – когда с верхушки мачты изучала побережье в трубу из надраенной меди и ветер рвал ее короткие волосы. Должно быть, так же радостно чувствовал себя Ярви у очага матери Гундринг.

Теперь перед их взором раскинулся Тровенланд. Голодные волны штурмовали тусклые серые утесы, прибой обгладывал отмели вдоль серых песчаных пляжей, тянулись серые города, где на пристанях копейщики в серых кольчугах угрюмо провожали плывущие корабли.

– Мой дом стоял недалеко отсюда, – сказал Ральф, когда они опустили весла в воду одним серым утром. Изморось покрыла все вокруг росистыми капельками. – Два полных дня скакать в глубь страны. У меня было справное хозяйство, справная каменная печь и справная жена, которая принесла мне двух справных сыновей.

– А как ты здесь оказался? – спросил Ярви, бессмысленно теребя лямки на натертом левом запястье.

– Я воевал, сражался. Лучник, моряк, меченосец, а по летней поре – налетчик. – Ральф поскреб массивную челюсть, уже в седых колючках – казалось, его борода вылезает наружу, не прождав и часа после того, как ее сбреют. – Я дюжину лет прослужил у капитана по имени Хальстам, тот был легок на подъем. Я был его кормчим, с нами ходили Хопки Прищемипалец, и Синий Дженнер, и другие хваткие молодцы. Кой-какой успех в набегах нам улыбался, так что я мог позволить себе всю зиму просидеть у огня, попивая добрый эль.

– Эль со мной станет спорить, но жизнь-то, кажись, была неплохая, – проговорил Джойд, безотрывно глядя куда-то вдаль. Наверно, на собственное прошлое.

– Над тем, кому хорошо, боженьки горазды похохотать до отвала. – Ральф, причмокнув, всморкнул харкотину и послал ее в полет через борт. – Как-то зимой, как раз когда с выпивкой было туго, Хальстам свалился с коня и помер, а корабль перешел к его старшему сынку. Юный Хальстам был человек совсем другого склада: болтовни и гордости до хрена, а с умишком туго.

– Иногда сын с отцом ни в чем не схожи, – пробормотал Ярви.

– Хоть рассудок мой и был против, пошел я и к нему в кормчие. Вот не прошло и недели, как мы вышли в море, и он решил напасть на купеческий когг, слишком уж сильный для него. Хопки с Йеннером и много-много других в тот день отправились за Последнюю дверь. А горстку живых со мной вместе взяли в плен да потом продали. Два лета назад это было, и с тех самых пор я толкаю весло для Тригга.

– Горький конец, – сказал Ярви.