– Пошла вон с моего двора, – с холодом потребовала Ена, из-за чего Милана обомлела.

Она была дочерью боярина Врана, одного из представителей Боярской думы. Её или Сияну теперь пророчили в невесты Злату после того, как Яреш в очередной раз отказался назвать Ену своей дочерью. Злат из-за этого даже поссорился с Зораном, требуя, чтобы друг убедил отца, да только Зоран отмёл просьбу, объяснив, что до восемнадцатилетия Ены никакого брака никто не одобрит. До нужного возраста осталось всего пару месяцев, женихов выстроилось много, но Яреш никому ответа не даёт. Ена понимала, в чём дело, однако помалкивала, не признаваясь, что когда-то подслушала разговор.

Некоторые бояре ухватились за удачный шанс и принялись убеждать великого князя Креслава, что их дочери лучше подойдут в жёны княжичу. Злат же всё сильнее злился, чувствуя, что в любой момент государь выберет невесту за него.

Хоть Ену и грызла ревность, но не смела она что-либо Сияне и Милане говорить, пока они Злата обхаживали. Помалкивала, когда они у неё на глазах к нему ластились. Однако все знали, что у Сияны двор богаче, лицо милее да коса толще. Её скорее в жены Злату пророчили, но Милана не дура, решила, что раз визинского княжича может упустить, то хоть сеченского получит. Видела Ена, как она к Зорану приставала, но поцелуй с Рокелем Ена терпеть не намеревалась. Дрянь посмела играть с обоими братьями, и такого Ена не потерпит.

– Да как ты смеешь, безродная, – фыркнула Милана, приняв оскорблённый вид. – Вы не собираетесь её приструнить?

Взгляд мерзавки скользнул за спину Ене, на Рокеля. Видеть лицо младшего княжича она не могла, с этим остолопом она ещё разберётся. Милана фыркнула в ответ на молчание и глянула туда, где, опершись о резные перила, стоял Зоран и заинтересованно наблюдал за развернувшейся сценой. Спина Ены покрылась мурашками от его пристального внимания. Двадцать две зимы он уже повидал, дружинниками наравне с отцом руководит, двором управляет и Ену за такое отношение к гостье имеет право наказать. Однако девушка спрятала сомнение, нахмурилась и резко обернулась, не считая себя неправой. В конце концов, Милана и к Зорану приставала, а теперь, поняв, что он к ней должного интереса не проявляет, на Рокеля переключилась.

– Приструнить? – с наигранным недоумением переспросил Зоран, будто незнаком с этим словом. – После смерти матушки Ена хозяйка двора. Проявила ли ты достаточно благодарности к ней за всё гостеприимство?

Милана раскрыла рот для скорого возражения, но наружу не вырвалось ни звука. Губы Зорана растянулись в улыбке, однако из-за холодного взгляда она вышла по-злому насмешливой.

– Иль ты думала, кушанье да питьё само готовится и подаётся сразу, как только ты в гостях у нас бываешь? А может, купели сами собой горячей водой наполнялись, когда из-за метели твои сани сломались и ты ночевала с отцом в нашем доме? Или же изысканно расшитые сарафаны всем на зависть твой отец у крестьян на базаре покупает?

Лицо Миланы вытянулось. Похоже, она действительно так думала, хотя Ена с тринадцатой весны занимается хозяйством, распоряжаясь, чтобы кушанье вовремя готовили, чтобы тёплые одеяла были добротно сшиты, а купели наполнены в нужное время. Ена и сама руками много работала, беря на себя большую часть шитья и время от времени на кухне помогала.

– Раз такая златорукая, то иди и хлевом займись, приберись там, что ли, – бросила Милана, скорчив гримасу.

Ена не выдержала, схватила дрянь за волосы и потянула к воротам. Та царапалась, визжала и брыкалась, но Ена упрямо тащила её по двору, не обращая внимания, что все слуги да стражи замирали и таращились на происходящее. Однако ни один из них не дёрнулся, чтобы помочь боярской дочери, даже когда она с воплями требовала об этом. Ена в простом сарафане и с неукрашенной косой выглядела серой мышью на фоне разодетой в шелка Миланы. Однако Ену все знали при дворе, и никто за капризную гостью не вступился.