Любой другой немедля бы согласился, да князь Яреш на всех желающих свататься смотрит хмуро и Ену своей дочерью официально признавать не торопится. Если сперва Ену это радовало, страшила мысль в чужой дом уезжать, то к семнадцати годам, немного понимая, какие политические блага и расположения он мог достичь при помощи её брака со Златом, Ена начала недоумевать, почему князь решение откладывает.

Может, недостаточно ему слухов и внимания Злата к ней? Ждёт, пока князь Креслав официально союз предложит?

Ена вздрогнула, когда Злат взял её за руку и дёрнул к себе. Девушка не ожидала и невольно упёрлась ему лицом в грудь.

– Но не затем я тебя искал, а чтобы радостную весть лично принести, – зашептал Злат ей на ухо.

Ене бы отодвинуться, наверняка кто-то да смотрел, как неприлично близко они стояли, но Ена не хотела отодвигаться, а услышанное её заинтриговало, она и думать перестала о возможных свидетелях.

– Я от батюшки спешу. Яреш, Зоран и Рокель вернулись. Сейчас, должно быть, дома они.

Обрадованная и растерянная Ена стремительно отпрянула, новость, словно удар под дых, лишила девушку воздуха. Волна облегчения и радости захлестнула её с такой силой, что на глаза навернулись слёзы, а губы растянулись в несдержанной улыбке. Она уже позабыла и о Злате, и о трепете от его шёпота, княжич рассмеялся, когда она, сбитая с толку, рванула по дороге налево, а спустя два шага поняла, что дом в другой стороне, резко развернулась и побеждала в нужном направлении. Далеко она отойти не успела. Злат поймал, схватил за талию и, всё так же смеясь, усадил девушку на своего коня, чтобы отвезти домой.

Хоть и приятны ей были объятия Злата, пока он коня галопом гнал, да мысли все заняты были возвращением родных. В такой восторг Ена пришла: то тело дрожало, то слёзы сами по себе текли. Она их раз за разом в пути смахивала. Только конь замер, и Ена сама на землю соскочила.

На княжеском дворе было многолюдно. Из печных труб дым валил, конюхи десятки лошадей распрягали, женщины бегали туда-сюда с водой и чистой одеждой. Куры по углам попрятались, а псы то и дело лаяли, встревоженные переполохом. Увидев бегущих в гридницу знакомых лечцов да женщин, выносящих окровавленные тряпицы, у Ены вся спина покрылась мурашками. Позабыв о Злате, она бросилась туда.

В гриднице столы немного раздвинули, чтобы всех раненых либо уложить, либо усадить. Травмированных были десятки, но похоже, первую помощь им ещё дни назад на поле боя оказали, сейчас лечцы раны разве что проверяли, да заботливые руки помощниц повязки меняли. В воздухе стоял запах крови, но, к счастью, не было ни воплей, ни стонов. Ругань временами да шипение сквозь зубы. Большинство вовсе шутили и историями о походе делились. Несколько дружинников заметили, как Ена заметалась, ища князя и его сыновей. Обычно они сперва своих воинов проверяли, заботились об их здравии.

– Не здесь они, Незванка, – окликнул её один из мужчин. – Князь в палатах. Княжичам в этот раз досталось. Поди проведай.

От страха проглотив язык, Ена выбежала из гридницы и бросилась через двор к хоромам. Так бежала, что все встреченные на пути стремительно расступались. Ена не помнила, как ворвалась в горницу, как пронеслась по сеням, взбежала по лестнице на второй этаж. Голова кружилась, когда она с грохотом распахнула дверь в главные палаты. Голоса внутри умолкли, растерянные лица обернулись к ней. Князь Яреш оборвал какую-то фразу на середине.

Ена не извинилась и даже не подумала выйти. Если погонят – не выйдет, пока не убедится, что с ними всё хорошо. Князь то ли понял, то ли по лицу прочитал. И расслабившись, одарил девушку искренней улыбкой: