Он подмигнул девушке. А та оторопела. Надо же, настоящий профессор – и дворник.

- Простите, а Вы, случайно, не медицину изучали? – спохватилась она.

- Нет, - разочаровал ее «дядя Мадя». – Алхимию. А что случилось? Помощь нужна? Я в молодости много чем грешил, так что в первой помощи сведущ.

Он сдвинул брови и посерьезнел, показывая, что это не шутка.

- У меня один из учеников… порвался, - призналась Марина. – Болотный житель. А я ничегошеньки не знаю о том, как их лечить.

- Ах, это, - рассмеялся от облегчения дядечка. – Ничего не надо делать, сам заживет. Главное, оторванные куски не выбрасывайте, подкиньте поближе к основному телу, а то есть риск размножения почкованием. Не думаю, что господин Тельпе будет рад зачислению в класс еще одного магика, да еще и новорожденного.

Дядечка многозначительно шевельнул бровью.

- Поняла Вас, - кивнула Марина. – А правда, что их сахаром посыпают для успешного заживления?

- Поливают, - поправил дядя Мадя. – Слабым раствором сиропа. Это не лечение, это… как бы бульончик для больного. Придает сил.

- А откуда Вы знаете? – с ноткой уважения поинтересовалась Марина, начиная подозревать, что здесь разделение на науки не такое четкое, как в ее родном мире.

- Я практику проходил в Освении, - пояснил он. – В Высшей школе инквизиции. Она в то время была совсем не такой, как сейчас.

Дядечка уставился куда-то вдаль с нежностью и грустью во взгляде, а Марина смутно припомнила, что Освения – это, кажется, страна, из которой эмигрировали ее ребята.

- О, какое чудесное это было место! - продолжил он. – Оплот уникальных знаний, островок просвещенности в море невежества. Но, увы, как это всегда бывает, на самом пике успеха этого заведения вмешалась «высокая» политика.

На слове «высокая» он скривился и едва не сплюнул.

- Я ничего не знаю об этом, - призналась Марина. – Может, скажете пару слов, чтобы я лучше понимала своих подопечных: я слышала, они бежали от религиозных гонений.

- Да что там рассказывать, - отмахнулся бывший профессор. – Где великие знания, там почитание и трепет. Где почитание и трепет – туда всегда слетаются политики, стремясь приобщиться к дармовой власти. А извратить прекрасную идею – это лишь дело времени. Был когда-то центр знаний о магиках и магии, а стал – институт геноцида и рабства.

Он покачал головой, а Марина задумалась над этими сухими пояснениями.

- Не вникайте в эту грязь, юная леди, - посоветовал ей дядя Мадя, заметив помрачневшее лицо девушки. – Просто будьте равны со всеми. Не осуждайте магиков, но и не будьте с ними излишне жалостливы. Жалость – к себе или к другим – развращает. А любовь, выросшая из жалости к недостаткам, не дает полюбить за достоинства личности.

Марина застыла с открытым ртом - подобная философия оказалась слишком сложной для понимания и явно требовала большего жизненного опыта. Но на всякий случай она благодарно кивнула человеку, что поделился с ней мудростью.

- А Вы зачем приходили-то? – спохватился вдруг дядя Мадя.

- А, так за сахаром и приходила, - ответила девушка. – На кухне нас не особенно жалуют. А ребята сказали, у Вас есть.

- Сейчас принесу, - улыбнулся дядя Мадя, прищурив свои невероятные голубые глаза, обрамленные седыми ресницами.

Он юркнул в дом, а Марина осталась оглядывать местность. Она еще ни разу не подходила к границам Академии. Корпус магиков был окружен дико разросшимся кустарником, и сквозь него ничего не было видно. Здесь же пейзаж был, как на ладони.

Академия располагалась на холме, и от самых ворот вилась вниз грунтовая дорога. Она терялась где-то в небольшой деревеньке перед лесом, а дальше, судя по просеке, смутно угадывавшейся с этой точки обзора, вела еще куда-то. Наверное, к городу. Между деревней и Академией пролегала небольшая речка, а через нее был возведен добротный мост.