Не могу оторвать от него глаз. После нашего разговора всё так изменилось, всё по-другому теперь. Моя стратегия обновления жизни рухнула, как карточный домик, и я снова вернулась к исходной точке, где и пребываю в болезненной прострации. Теперь мне как бы легче, ведь я знаю, что он любит меня, всё ещё любит, и, похоже, даже не меньше, чем прежде, но… Но изменить ничего нельзя: у него семья, второй ребёнок на подходе, у меня семья, и Артём простил и принял меня, поддержал в трудную минуту, не бросил, не издевался жестоко, как мог бы. Я знаю, у него большое сердце, гораздо больше, чем у меня. Кем надо быть, чтобы разбить его во второй раз? Понимание безысходности убивает, а решения нет, просто не существует.
Но он любит меня, мой Алекс, всё ещё любит, теперь я знаю об этом. Он так тихо прошептал мне тогда, что мы всё можем изменить, если только захотим. Хотим ведь? Мы не виделись и не говорили ни разу после нашей беседы, может его настроение уже изменилось? Он так трогательно переживает за Габриель, таскается за ней, поддерживает, забирает из её рук коктейли… Они семья, такая же, как многие.
Моё одиночество бесконечно. Я смотрю на море, мне не хочется ни танцевать, ни обсуждать последние новости, ни выслушивать слухи и сплетни.
Из прострации выводит Марк – уверенно тянет своими крепкими руками танцевать, и я соглашаюсь, почему бы и нет? Мы кружимся, у Марка успокаивающая энергетика, сильное тело, большие руки. Мне даже приятно ощущать под пальцами его мышцы, да и вообще, он хороший человек. Я смеюсь, он кружит меня с таким умением, которого ни у кого в этой компании больше нет. Кроме Алекса.
Музыка сменяется на спокойную, и его руки тут же уверенно опускаются мне на талию, он прижимает меня ближе к себе. Не могу сказать, что мне это неприятно, но как-то некомфортно. Я отстраняюсь немного, но Марк настойчив, и я уступаю – в конце концов, не первый год мы знаем друг друга. По правде говоря, никаких явных поползновений с его стороны не было, но я всегда знала, что он смотрит на меня с интересом. Женщина чувствует, когда она нравится мужчине.
В этот вечер Марк особенно смел, возможно, решился, наконец, сделать ещё шаг в направлении сближения дружбы с бывшей женой лучшего друга. Или он рассчитывает на нечто большее? Мы танцуем, Марк прижимается ещё сильнее, я смотрю ему в глаза с вопросом, как далеко он зайдёт?
Он говорит:
– Положи голову мне на плечо. Почувствуй меня, не бойся, – теперь я понимаю, что его настрой интимен, интимнее некуда.
Пытаюсь обратить эту неловкую ситуацию в шутку:
– Ничего, что мой муж здесь и смотрит на нас? – смеюсь, давая понять, что воспринимаю всё это как шутливый флирт, не более.
Но Марк не сдаётся:
– Твой муж не может сделать тебя счастливой. Ты таешь на глазах, потому что он не знает, как нужно заботиться о тебе.
– А ты, значит, знаешь?
– Знаю, – уверяет и сам мягко, но настойчиво прижимает ладонью мою голову к своему плечу. Я возмущена, но нахожу это плечо удивительно умиротворяющим местом. Алекс испепеляет нас взглядом, смотрит с такой злостью, какой я у него ни разу ещё не видела. Я не реагирую: буду делать, что хочу, а он пусть и дальше сдувает пылинки со своей ненаглядной Габриель.
Вечеринка удалась, весело всем и мне тоже не так печально как обычно. Я немного выпила, но алкоголь не то средство, которое может мне помочь.
Внезапно слышу истошные вопли Габриель, поднимаюсь и вижу: она выговаривает Лурдес. Конечно, я тут же ястребом лечу к месту конфликта, спрашиваю:
– Габриель, в чём дело? Кто дал тебе право поднять голос на моего ребёнка?