Однако я поражена не тяжестью американской болезни, относимой к группе ОРЗ, а тем, как реагирует на неё Алекс: глубокой ночью, когда все спят, он будит меня, держа на руках Соню, задыхающуюся от кашля и отёкшей гортани, и спрашивает без паники, но с беспокойством, что делать ему. Получив инструкции, послушно их выполняет: быстро укутывает её и выносит на террасу, чтобы ей было легче дышать.

Я же бегу разогревать молоко, что также должно нам помочь, и когда выхожу к ним на террасу, застаю пробирающую мою душу картину: Алекс качает Соню на руках, склонившись над ней и целуя в волосы с такой всепоглощающей нежностью, что у меня начинает щипать в носу. И он тихонько что-то поёт ей таким ласковым голосом, какой может быть только у человека близкого, родного, который никогда не бросит в беде, не спасует, не предаст, всегда поможет. Его широкие плечи и сильные руки – словно колыбель для моей маленькой дочери, трансформация сексуальности в надёжное, крепкое и такое нежное убежище для моего ребёнка. И я вдруг понимаю, что все мы – я и двое моих детей – в полной безопасности.

Мы в крепости, которую теперь хочется назвать домом.

Вскоре Соне становится легче, причём я впервые вижу, чтобы это происходило настолько быстро: обычно ночной приступ ларингита длится не менее двух часов, а на этот раз на всё ушло не более тридцати минут. Я хочу забрать спящую дочь, чтобы дать Алексу возможность отдохнуть, ведь всего через два часа будильник из смартфона призовёт его на пробежку, начнётся долгий день: неизменно тяжёлый, как всегда перегруженный событиями, проблемами, неординарными ситуациями, требующими его внимания, и людьми сложными, требовательными, неумелыми, ошибающимися. Я знаю, насколько важен для него отдых, ведь сам он совсем недавно перенёс страшное, едва не убившее его, но Алекс жестом показывает, что не нужно беспокоиться, он пробудет с Соней столько, сколько ей потребуется. Я долго сижу на своём любимом белом диване напротив и наблюдаю за тем, как он держит её, поправляет одеяло, иногда целует в лоб, и незаметно засыпаю. Проснувшись, обнаруживаю себя укрытой огромным тёплым пледом, а Соню, мирно посапывающую рядом, целой, невредимой и, кажется, уже практически здоровой.

TychoAwalk

Ещё через неделю, а точнее в субботу утром, я спускаюсь на кухню с одной лишь только мыслью – сварить себе кофе. Алекс, расположившись у стеклянной стены, с невиданной скоростью печатает сообщения в мессенджере на своём ноутбуке.

– Привет, – здороваюсь.

– Привет, – мягко отвечает.

Я молча занимаюсь своим утренним напитком и чувствую, как когда-то очень много лет назад в Кишинёве, спиной его взгляд. Поворачиваюсь, и он тут же спрашивает:

– Сегодня обещали тёплый солнечный день, полный штиль – прекрасная погода для морских прогулок. Не хочешь на яхте прокатиться?

– С детьми или без?

– На этот раз лучше без. С детьми мы спланируем отдельно такой же уикэнд.

– Почему бы и нет, – а у самой аж сердце подпрыгнуло: ну наконец, думаю, решился! Хочет остаться наедине, потому что ему так проще сделать первый шаг. Мы ведь такое уже проходили, не так ли?

– Отлично! – слышу по голосу, улыбается.

Определённо грядут перемены. Может аннулировать билеты? Всё равно большую часть денег сдерут в качестве неустойки, так что нет никакой разницы – пусть пока будут.

– Тогда через час будь готова, пожалуйста, – его тон непривычно дружелюбен, и я, кажется, даже отрываю ноги от земли, воспарив в блаженном ожидании. Только виду не подаю.