– Э-э-э, сын мой, а может, не надо тайн? – батюшка посмотрел на придвинутый к нему бланк как на ядовитую змею.

– Надо, отец Спиридон, надо! – покачал головой я. – Вы и так уже ухватили краешек этой тайны за хвост. Подписывайте – и поговорим! А я, со своей стороны, обещаю быть не слишком суровым и не карать вас за разговоры среди своих, в конце концов, в этом и состоит ваша работа.

Священник взял со стола шариковую ручку и со вздохом подписал предложенную бумагу.

– Надеюсь только на ваше милосердие, господин подполковник… – Потом, отодвинув ко мне бланк, начал вертеть в руках дешевую китайскую ручк,у прибывшую с нами из двадцать первого века. – О, какое любопытное новомодное изобретение! И весьма удобное к тому же… – отложив ручку, отец Спиридон магнетическим взглядом посмотрел мне в глаза. – Я слушаю вашу историю, господин подполковник…

– Только слушаете? – я достал из-под стола чемоданчик с ноутбуком. – А как насчет посмотреть? Мы действительно прибыли из ада, и этот ад – ваше будущее. Смотрите, святой отец, что случится в мире, если мы не преуспеем! А вы, Александр Петрович – не в службу а в дружбу – кликните там кого-нибудь из НАШИХ, пусть постоит у палатки и говорит всем, что туман, Шереметьево не принимает.

Полтора часа в палатке не было слышно ничего, кроме звукового сопровождения фильма. Отец Спиридон смотрел – и то, что он видел, доставляло ему такие муки, что он чуть ли не терял сознание. И только безмолвно шевелящиеся губы, да пальцы, методично перебирающие четки, говорили о том, что он еще жив. Вот фильм закончился, и отец Спиридон поднял на меня покрасневшие глаза.

– Да, силен Отец Зла! Изыди, сатана! – батюшка перекрестился. – А вас, господа, значит, Господь сюда направил – упредить и оберечь нас, сирых? Что же, вполне может быть, удар молнии – это тоже знак! И что же вы делать-то собираетесь, дети мои?

– Делать что должно, и пусть свершится что суждено… – я пожал плечами. – Что может делать русский офицер – сражаться, убивать врагов России, и надеяться, что после победы жизнь будет прекрасной и праведной…

– Конечно, конечно, – отец Спиридон встал, держась за крест, – я, с вашего позволения, удалюсь – помолиться под звездами и подумать. Может, господь подскажет мне, что должно делать, а что нет.

И вот утром на построении он стоял за моим плечом, и те, кто видели его со стороны, сказали, что от звуков «Прощания славянки» у него текли слезы. А значит, наш человек, сработаемся. Да, то чем мы занимались с полковником Агапеевым, перед тем как пришел отец Спиридон – это утрясание списков успешно прошедших начальный отбор. И выяснилась удивительная вещь – у нас оказались сверхштатные курсанты, примерно пять сотен рядовых и три десятка офицеров по всем признакам были годны к продолжению обучения, но штат уже был заполнен. И тогда мы плюнули и решили создать пятый сверхштатный резервный батальон. Так сказать, для восполнения потерь выбывшими по ранению или смерти. Теперь можно сказать, что бригада сформирована, и после Пасхи начнет уже основной цикл подготовки. И тогда мне жалко будет всех, потому что времени у нас мало, а сделать надо много. Потом мне будет жаль японцев и всех тех, кто подвернется нам под горячую руку… А пока дела насущные, я удерживаю возле себя отца Спиридона и взмахом руки подзываю своего зампотыла, бывшего старшего прапорщика Качура.

– Значит, так – батюшка и ты, Андрей Борисович, слушайте мой боевой приказ. В связи с отбытием сегодня днем части личного состава, не прошедшего отбор, у нас освободятся несколько палаток. Отец Спиридон, подумайте, что вам нужно, чтобы сделать из одной из них походную церковь. Послезавтра Пасха. Что здесь есть на складах, Андрей Борисович поделится, чего нет, пошлем миноносец в Порт-Артур или Дальний. Я сожалею, что мы так поздно спохватились, но время еще есть больше суток. Что хотите делайте, но у матросов, солдат, офицеров должен быть настоящий Праздник. Все, исполняйте!