– Как-нибудь в другой раз, – ответил Майкл.

– Я понимаю, ты очень серьезный молодой человек. – Арни упрямо гнул свое. – Давай поговорим об искусстве. Как прошла сегодня моя пьеса?

– Нормально.

– Нет, я не хочу говорить о своей пьесе. Я же сказал – искусство, и я знаю, что ты думаешь о моей пьесе. Весь Нью-Йорк знает, что ты думаешь о моей пьесе. Ты слишком часто разеваешь рот, и, будь моя воля, я бы давно тебя уволил. Я хорошо к тебе отношусь, но я бы тебя уволил.

– Ты пьян, Уолли.

– Я недостаточно глубок для тебя. – Светло-синие глаза Арни слезились, нижняя губа, полная и влажная, дрожала. – Доживи до моих лет, Уайтэкр, и попытайся не всплыть на поверхность.

– Я уверена, что ваша пьеса очень нравится Майклу, – попыталась Лаура успокоить Арни, но нарвалась на грубость.

– Вы восхитительно-красивая женщина, миссис Уайтэкр, и у вас много друзей, но, пожалуйста, заткните пасть.

– Почему бы тебе где-нибудь не полежать? – предложил Майкл.

– Давай вернемся к теме. – Арни с воинственным видом обратился к Майклу. – Я знаю, что ты говоришь на вечеринках. «Арни – глупый и старый, отработанный материал. Арни пишет о людях, которые жили в 1929 году, языком 1829 года». Это не смешно. Критиков мне и так хватает. Почему я должен платить им из своих денег? Не люблю я молодых снобов, Уайтэкр. Ты уже не так молод, чтобы ходить в молодых снобах.

– Послушай, дружище… – подал голос здоровяк в синем саржевом костюме.

– Вот ты с ним поговори. – Арни ткнул пальцем в грудь здоровяка. – Он тоже коммунист. Поэтому я недостаточно глубок для него. Для того чтобы набраться глубоких мыслей, ему достаточно платить по пятнадцать центов в неделю за «Нью массес»[11]. – Он с любовью обнял Парриша за плечо. – Вот каких коммунистов я люблю, Уайтэкр. Как мистер Парриш. Мистер Загорелый Парриш. Он загорел в солнечной Испании. Он поехал в Испанию, в него стреляли в Мадриде, он собирается вернуться в Испанию и готов там умереть. Не так ли, мистер Парриш?

– Конечно, дружище.

– Таких коммунистов я люблю, – повторил Арни. – Мистер Парриш сейчас в Америке, чтобы добыть денег и найти добровольцев, которые согласны на то, чтобы в них стреляли в Испании. Вместо того чтобы ходить с глубокомысленным видом на все эти идиотские вечеринки в Нью-Йорке, почему бы тебе не отправиться в Испанию с мистером Парришем, а, Уайтэкр?

– Если ты не замолчишь… – начал Майкл, но тут высокая седая женщина с властным лицом вклинилась между ними и без единого слова выбила чашку из руки Арни. Драматург бросил на нее злобный взгляд, но тут же нервно улыбнулся, втянул голову в плечи и уставился в пол.

– Привет, Фелис, – промямлил он.

– Уйди от стойки! – приказала Фелис.

– Мне захотелось выпить чаю. – Арни, волоча ноги, двинулся прочь, толстый, старый, с всклокоченными седыми волосами.

– Мистер Арни не пьет, – сурово бросила Фелис бармену.

– Да, мэм, – кивнул тот.

– Господи! – Фелис повернулась к Майклу. – Я готова его убить. Страсть Арни к спиртному сводит меня с ума. А в принципе он очень хороший человек.

– Очаровательный, – согласился Майкл.

– Он вел себя ужасно? – озабоченно спросила Фелис.

– Да нет же.

– Скоро его никуда не станут приглашать, все будут сторониться его…

– С чего вы это взяли?

– Даже если до этого не дойдет, пьянство его губит, – грустно вздохнула Фелис. – Он сидит в своей комнате, как бирюк, и говорит всем, кто его слушает, что он – отработанный материал. Я думала, вечеринка пойдет ему на пользу, я смогу приглядывать за ним. – Она пожала плечами, глядя вслед удаляющемуся Арни. – Некоторым людям надо отрубать кисти рук, когда они тянутся к первому стакану. – Фелис подобрала юбки, как было принято в стародавние времена при королевском дворе, и, шурша тафтой, последовала за драматургом.