– Что там за чёрные башни, мама, и почему они горят?

– Это солнце садится позади замка Сен-Жермен, куда мы едем, дитя моё. Там живёт королева Франции. Ты ведь помнишь все, что я тебе рассказывала и что ты обещал мне?

– Я все помню, мамочка.

Генрих сразу же повёл себя как молодой забияка, гордый и воинственный. Правда, сначала он видел только слуг: они разлучили его с матерью и оставили при нем в комнате лишь воспитателя, а затем подали на стол мясо, одно мясо! Когда и на другой день ему предложили одно только мясо, он стал настойчиво требовать южных дынь, – сейчас была как раз их пора. Генрих расплакался, отказался есть, и для утешения его отправили в сад. Дождь наконец перестал.

– Я хочу к маме. Где она?

Ему ответили: – У мадам Екатерины, – и Генрих испугался, ибо знал, что это королева. Он больше ни о чем не спрашивал.

На нем было его лучшее платье, за ним шли два господина – воспитатель Ла Гошери и Ларшан, беарнский дворянин. Дойдя до лужайки, он повстречался с тремя мальчиками, их тоже сопровождала свита, но она была многочисленнее. Генрих сразу же заметил, что они держатся не так, как дети, которым хочется поиграть; особенно старший – он вилял бёдрами и задирал голову, точно взрослый щёголь; его белый берет украшали перья.

– Господа, – обернулся Генрих к своим спутникам, – это что за птица?

– Осторожнее, – прошептали они, – это король Франции.

Обе группы остановились друг против друга, молодой король стоял перед маленьким принцем Наваррским. Он словно застыл на месте, ожидая, когда Генрих подойдёт поближе. А тот, не спеша разглядывал его. У Карла Девятого не только берет был белый, он был весь в белом с головы до ног. Шею охватывало белое жабо, лицо словно лежало на нем, он слегка отвернулся, смотрел, чуть скосив глаза. Его взгляд, хитрый и грустный, как будто говорил: «Я про тебя уже все знаю. К сожалению, мне про всех вас нужно все знать».

А Генриху вдруг стало весело, впервые после приезда. Он готов был звонко рассмеяться, но те, за спиной, опять прошептали: «Осторожнее!». Тогда семилетний мальчик ударил себя в грудь, склонился перед двенадцатилетним до земли и описал правой рукой широкий круг у своих ног. Он повторил этот манёвр справа и слева от короля и, наконец, даже за его спиной, причём кое-кто из господ придворных улыбнулся. Но Ларшан, дворянин из свиты Жанны, – тот опустился перед Карлом на одно колено и заявил:

– Сир! Принц Наваррский ещё ни разу не видел великого короля!

– Ну, сам он никогда им не станет, – небрежно уронил Карл, и губы его под, мясистым носом снова крепко сомкнулись. Теперь рассердился Генрих: его ласкающие, приветливые глаза гневно блеснули, и он воскликнул:

– Не вздумайте сказать это при моей матери, да и при вашей, которая правит за вас!

Слова эти были, пожалуй, слишком унизительны, чтобы их воспринял слух короля; господа, сопровождавшие Карла Девятого, испугались. Он же лишь опустил веки, но в это мгновение Карл запомнил кое-что навсегда.

А Генрих сразу же успокоился и непринуждённо заговорил с двумя другими мальчиками.

– Ну, а вы? – спросил он, желая их подбодрить, ибо они показались ему не в меру смущёнными. Все это происходило потому, что сам он ещё не получил придворного воспитания.

– Меня называют монсеньёр, – ответил один из младших мальчиков, ровесник Генриха. – Это мой титул, я ведь старший из братьев короля.

– А меня зовут просто Генрих.

– О, меня тоже! – с чисто детской живостью воскликнул монсеньёр, и оба принялись внимательно друг друга разглядывать.