– Дизайн нашего дома был репетицией, – сказала она, стараясь разделить его энтузиазм.

– Я, конечно же, показал им несколько эскизов. Тебе надо будет помочь нам с интерьерами, им нравится твой стиль. Ничто так не дополняет мои безупречные линии, как твоя эстетика.

Внимательный, чудесный муж, всегда готовый оказать поддержку и подключить ее к делу.

– Skål[8]! – Она взяла бокал вина и чокнулась. – Мои поздравления.

Сюзетта надеялась, что ее радость за него выглядит естественно, потому что она и правда была рада. Он все говорил и говорил, пока она раскидывала вилкой по краям тарелки остывающую пасту. Не сообщить ему было нельзя: он так ждал этого момента. Если бы только Ханна что-нибудь сказала – что-то еще.

– Всего планируется четыре этажа, и мы сейчас думаем над тем, как придать зданию облик корабля: круглые окна…

А каким волнительным и трогательным мог бы стать момент, если бы девочка подошла к двери и сказала: «Мама». Она не слышала, чтобы хоть какое-то подобие ее имени срывалось с губ ребенка с тех пор, как та совсем еще малышкой лепетала «мамамама». Как Алекс гордился бы ими обеими, будь у нее возможность об этом объявить. Он бы бросился ворковать с ними и целовать, считая, что как хорошая мать именно она обеспечила эту победу.

Но кем надо быть на самом деле, чтобы твоя дочь заявилась как демон и сообщила, что она тебе не дочь? И если Ханна считает себя кем-то другим, нет ли у нее каких-то более серьезных нарушений психики, чем они думают?

– …обеспечивая при этом полную доступность для людей с ограниченными возможностями. Мэтт предложил длинные наклонные дорожки, чтобы соединить…

– Ханна сегодня заговорила.

Алекс с Ханной синхронно перестали жевать, а потом так же одновременно повернулись к ней, будто их пронзил электрический разряд.

– Что?

– Она заговорила. Произнесла вслух слова.

На его лице засияла широкая улыбка.

– älskling… – Потом он повернулся к Ханне. – Lilla gumman, это же так?..

– Сказала, что она не Ханна.

Улыбка померкла.

– Что?

Сюзетта пожала плечами.

– Она так и сказала: «Я не Ханна». А потом так закатила глаза, что стала похожа на… Даже не знаю, на кого. На кого-то… жуткого.

Лицо Алекса приняло знакомое выражение, возникавшее каждый раз, когда он был озадачен или ему приходилось слишком упорно думать. Чтобы скрыть замешательство, он снова нацепил на губы улыбку.

– Ты так сказала, lilla gumman? Ты говорила с мамой?

Сюзетта ожидала, что Ханна покачает головой. Так оно и случилось. Но она не ожидала, что дочь в ужасе распахнет глаза и скрючится у папы за спиной. Ханна несколько раз ударила себя ладошкой по маленькой грудке, умоляя Алекса ее понять.

– Ты Ханна?

Она кивнула и захныкала, на глаза у девочки навернулись слезы. Потом она сильнее хлопнула себя ладошкой в грудь.

– Ну конечно же, Ханна; никто не утверждает, что нет. Ты не говорила с мамой?

Она покачала головой и протянула ручки, чтобы он ее обнял.

Сюзетта сердито вздохнула и подперла локтем утомленную голову. И какого хрена было беспокоиться?

Алекс прижал Ханну к себе и поцеловал в макушку.

– Давай ты ненадолго поднимешься к себе в комнату, чтобы мы с мамой могли поговорить.

Мать уловила момент, когда на лице дочери появилось победоносное выражение. Девочка тут же изменила тактику, показала на гостиную и на телевизор, но Сюзетта не намеревалась ей потакать, чтобы смягчить несуществующую обиду.

– Мне кажется, сегодня ты уже достаточно смотрела телевизор.

Ханна топнула ножкой по полу и сердито покачала головой.

– Да, достаточно. Я все слышала, пока была наверху, в ванной.