Марквелл поднял голову и замигал, вглядываясь в незнакомца.

– Не понимаю.

– Постоянные страдания все-таки кое-чему вас научили, Марквелл, так что, если вы перестанете прикладываться к бутылке и научитесь ясно мыслить, для вас еще не все потеряно. У вас еще есть небольшой шанс исправиться.

– А может, я не хочу исправляться?

– Боюсь, что тут вы говорите правду. Мне кажется, вы страшитесь смерти, но не знаю, хватит ли у вас мужества, чтобы продолжать жить.

Марквелл дышал винным перегаром и мятой. Во рту пересохло, язык распух. Он жаждал опохмелиться.

Без надежды на успех он подвигал руками, привязанными к стулу. Наконец, презирая себя за жалостливый голос, но не в силах держаться с достоинством, он прохныкал:

– Что вам от меня нужно?

– Я не хочу, чтобы вы сегодня ехали в больницу. Я хочу быть точно уверен, что вы не будете принимать роды у Джанет Шейн. Вы превратились в мясника, потенциального убийцу, и на этот раз вас надо остановить…

Марквелл облизал сухие губы.

– Я до сих пор не знаю, кто вы такой.

– И никогда не узнаете, доктор. Никогда.

Никогда прежде Боб Шейн не испытывал такого страха. Он изо всех сил сдерживал слезы, потому что суеверно полагал, что открыто проявлять страх – это значит искушать судьбу, что может навлечь смерть на Джанет и младенца.

Сгорбившись, опустив голову, он молил про себя: «Господи, ведь Джанет могла сделать лучший выбор. Она такая красивая, а я – настоящее чучело. Я всего-навсего простой бакалейщик, и моя лавчонка никогда не будет приносить большого дохода, а она все равно меня любит. Господи, она такая хорошая, добрая, скромная… она не должна умереть. Может, Ты хочешь забрать ее потому, что она уже достойна рая. Но я-то еще не достоин и нуждаюсь в ней, чтобы она могла сделать из меня хорошего человека».

Дверь отворилась.

Боб поднял голову.

Доктор Карлсон и доктор Яматта в зеленых больничных халатах вошли в комнату.

Их появление испугало Шейна, и он медленно поднялся с кресла.

Глаза Яматты никогда не были такими грустными.

Доктор Карлсон был высоким солидным мужчиной, который выглядел представительно даже в мешковатой больничной форме.

– Мистер Шейн… Я очень сожалею. Очень сожалею, но ваша жена скончалась во время родов.

Боб застыл на месте, словно ужасная новость обратила его в камень. Он почти не слышал, что говорит Карлсон.

– Слишком узкий таз… одна из тех женщин, которых природа не предназначала для деторождения. Ей нельзя было беременеть. Сожалею… Очень сожалею… все, что было в наших силах… сильное кровотечение… но младенец…

Слово «младенец» вывело Роберта из состояния паралича. Он неуверенно шагнул к Карлсону.

– Вы сказали «младенец»?

– Это девочка, – ответил Карлсон. – Здоровенькая маленькая девочка.

Боб считал, что все потеряно. И вот теперь он смотрел на Карлсона, и в его душе зарождалась робкая надежда, что частица Джанет не умерла и что в конце концов он не совсем одинок в этом мире.

– Это правда? Девочка?

– Да, – подтвердил Карлсон. – Удивительно красивый ребенок. Она родилась с густыми темными волосами.

Глядя на Яматту, Боб произнес:

– Моя девочка выжила.

– Да, – в свою очередь, подтвердил Яматта. Горькая улыбка мелькнула у него на губах. – Вы должны благодарить доктора Карлсона. Боюсь, что миссис Шейн была обречена. А в менее опытных руках погибла бы и девочка.

Все еще боясь поверить, Боб обратился к Карлсону:

– Ребенок… Ребенок выжил, значит, мне есть за что благодарить судьбу.