– Это чего же ради? – пробасил Варфоломей Селиванович. – Ваш-то какой резон?

– Не для себя стараюсь, для прогресса, – посуровел фотограф.

Урядник предпринял слабую попытку вывернуться:

– В полицейском управлении и места столько нет, чтобы хранить все пластины и карточки.

Но Магельский был готов к подобному повороту беседы и тут же откликнулся:

– Начальник склада вещественных доказательств Пиголович был так любезен, что согласился хранить эти снимки у себя и вести картотеку и архив.

– Ну, допустим, спросить-то я у начальства спрошу. А дальше, господин хороший, уж как получится, – сдался урядник Воскобойников.

И с самого лета Влас, ведомый твердой рукой дяди Пшенека, не только возился в лаборатории с фотографиями, но и без устали посещал места преступных событий и делал фотографические снимки. Обычно для этой цели он надевал яловые сапоги либо калоши, а в этот раз поторопился и обул американские ботинки, в которых теперь жалко лезть в грязь.

Влас изловчился и, выбрав место посуше, шагнул вперед.

Дама лежала так, что поймать ее в объектив целиком было затруднительно. Хорошо одетая, в ротонде на котиковом меху. И как ее угораздило попасть под колеса мотора, да так, что голова вместе со шляпкой всмятку? Увязая в размокшем снегу деревянными ножками штатива, Влас сдвинул треногу аппарата в сторону и нашел, что теперь ракурс вполне удовлетворителен.

– Хорошо еще, что не Великий Князь управлял мотором, – философски заметил Варфоломей Селиванович, рассматривая «Бенц» из гаража императорского брата. – С вами, любезный, – обернулся он к великокняжескому шоферу, – церемониться не станут, в острог упекут. А если бы вел машину Константин Константинович, у всех бы были неприятности. Кто ее знает, эту покойницу? Кто такая? Откуда? Вдруг какая высокопоставленная особа?

– О чем вы, никак в толк не возьму? – пробормотал невольный убийца, похолодев при слове «острог».

– В толк он не возьмет! – передразнил Воскобойников-старший. И наставительно проговорил: – Даже ребенок понимает, что Царское Село – место особенное. Семья императора проводит здесь почти полгода, и потому население соответствующее. Боˆльшую часть составляют придворные, как царские, так и гостей Его Императорского Величества – разных послов и монархов дружественных держав. И вполне естественно, что покойница может оказаться кем угодно. К примеру, фрейлиной. Или даже Великой Княгиней.

Эта мысль заставила шофера окончательно приуныть. Сквозь стеклышко видоискателя Влас видел, как виновник трагедии понурил голову, а отчитавший его урядник шагнул к похожему на брошенную куклу мертвому телу и, сдвинув муфту, с силой потянул из окоченевшей руки изящную дамскую сумочку. Раскрыл и, порывшись среди вещей, достал паспортную книжку.

– Екатерина Никифоровна Лукьянова, – прочитал он. – Мещанка Волынского уезда.

И, обращаясь к шоферу, сурово заметил, убирая документ к себе в карман:

– Вам повезло, что мещанку, а не Великую Княгиню переехали!

– Она сама! Сама под колеса бросилась! – заволновался незадачливый усач в хрустящей хромовой тужурке. – Да и не видел я ее! Из этих вот кустов неожиданно шагнула! Откуда она там вообще взялась?

– Мятлев! – окликнул урядник.

– Вашблародь? – исполнительно отозвался сотский, топтавшийся у означенных кустов.

– Доставьте задержанного в часть, пусть стряпчий запишет показания.

Послышались тяжелые шаги, сопровождаемые протяжными вздохами, но Влас не обратил на них внимания – он был весь в работе. Запечатлев картину происшествия, щелкнул затвором фотографического аппарата и обернулся к лениво вытягивающему из портсигара папиросу дядюшке с чувством выполненного долга.