В ожидании того, кто собрал их здесь, пили бодрящий отвар и беседовали, старательно избегая важных тем и всего, что было связано непосредственно с ними.
– Эх, оставил я дома кувшин с медом! – сокрушался тот, что был из колена Иегуды и носил имя Захария. – Большой кувшин с медом! Где взять в пустыне мед?
– Если пчелы делают мед, то его должны делать и какие-нибудь жуки, – сказал Ахаз из колена Иссахарова, принимая из рук Захарии чашу.
– Может, и делают они мед где-то под землей, а мы не знаем, – сказал одноглазый Седекия из колена Эфраимова. – Но что до меня, то я не люблю меда, уж очень он приторный!
– Когда на языке сладко, то и на сердце хорошо! – сказал Енох из колена Гадова. – Сладости надо хорошенько запивать водой, тогда они не будут казаться приторными и доставят удовольствие.
– А еще делают так, – вступил в беседу египтянин Сапху, передавая чашу Еноху. – Берут спелую дыню, разрезают ее вдоль и наливают в каждую половинку меда…
– Так, должно быть, поступают только повара фараона! – перебил его Ифтах из колена Рувимова. – Это же безумное расточительство – лить мед в спелую дыню! Зачем поступать так, если спелая дыня сама на вкус, как мед?
Едва слышно зашуршал песок.
– Змея! – испугался Нахум колена Данова, подбирая вытянутые вперед ноги.
– Это я! – к костру присел человек, одетый в черные одежды, с лицом, закрытым куском черной же материи, и потому не видный в ночи. – Вы что, не знаете, что к костру, разведенному из овечьего дерьма, змея близко не подползает?
Человек говорил так, как говорят простолюдины, растягивая гласные и проглатывая окончания слов. Возможно, что он делал это намеренно, скрывая свою истинную сущность – уж слишком важно для простолюдина он держался.
Пользуясь случаем, Рувим из колена Симеонова, прозванный за свое обжорство Две глотки, осушил чашу до конца, выпив больше, чем ему положено, и швырнул ее на колени Муло-моавитянину.
– Все ли пришли сюда благополучно? – спросил Черный Человек.
– Да, – сказал каждый из четырнадцати.
– Попробовал бы мне помешать кто-нибудь, так я бы свернул ему шею! – добавил моавитянин.
Тщедушный Тадай из колена Вениаминова, сидевший слева от моавитянина, опасливо покосился на него, словно беспокоясь за собственную шею.
– Не надо никого убивать! – строго сказал Черный Человек. – Мы не должны привлекать к себе чужого внимания. Мы – тени, незаметные, неуловимые, ускользающие… А если уж и придется свернуть кому-то шею, то непременно надо зарыть труп в песок, чтобы его не нашли. Будьте осторожны! А теперь к делу. Завтра на рассвете начинайте говорить людям о том, что Моисей вывел их из Египта только для того, чтобы отдать в рабство ассирийцам или кушитам. Египетское рабство было вольготным – люди жили в своих домах, вместе со своими семьями, получали плату за свои труды, наживали какое-то имущество и ходили свободно, как хотели. У ассирийцев же рабы не имеют ничего своего, кроме повязки на теле, служащей для прикрытия срама. Мужчин-рабов ассирийцы содержат отдельно от женщин-рабынь, и не возбраняется хозяевам в любое время утешаться с принадлежащими им рабынями. А кормят они так – насыпают в составленные вместе ладони муки, и это пища на день, ее разводят водой и едят. Если раб сорвет плод с дерева, то они кричат: «Украл! Вор!» и рубят ему правую руку. Вот так поступают с рабами ассирийцы, но кушиты поступают еще хуже, потому что у них в обычае людоедство. Мало того, что они заставляют раба много работать и плохо его кормят, они еще могут съесть его, когда захотят!