И делиться не думает, козлина?
Она уже на коленях.
Сейчас в рот возьмет.
Прекрасно, блядь, просто прекрасно!
Ну, дамочка, придется отработать за двоих, где один член во рту – там и два!
Раздвигаю двери…
Бля…
На меня снизу смотрят эти огромные невинные глаза, слезами наполненные! И губы… пухлые, влажные, раскрытые специально, чтобы член принять!
Это что за хуйня, бро?
Смотрю на Сэма, он ухмыляется и…врубает душ, явно ледяной, как любит, потому что малышка визжит как резаная и пытается выскочить из кабинки.
Хватаю ее, прижимая крепко, фиксируя ее руки, чтобы не вырвалась.
- Это что такое было? Не понял?
- Она, видимо, помыться пришла. Ты у нее спроси. Я в душ залез, а она уже тут, стоит. Готовая.
Девчонка дрожит, вода и правда была совсем ледяная.
- Готовая, говоришь? - гневно смотрю на куклу. - Что? Соскучилась по чупа-чупсам? Так мы тебе можем обеспечить! Даже два! Такие большие. Надолго хватит. Сосать - не пересосать.
- Не-не… н-надо, пожалуйста! Не надо! Я…Я в-все что х-хотите с-сделаю… - от холода трясется, хлопает ресницами, такая невинность!
- Так мы и хотим, - не могу перестать над ней прикалываться. - Ты же понимаешь?
- Т-только не это, п-прошу! Я не м-могу! – рот кривится, вот только слез не хватало. Не люблю, когда они ноют.
- Да там ничего сложного, маленький, мы тебе объясним, - поддерживает меня Сэм, у которого стоит так, что можно сумку с продуктами вешать. - Просто надо пошире ротик открыть.
- Н-не н-надо! – всхлипывает, слезы текут.
- Не надо ходить к взрослым дяденькам в душ, поняла? - прищуриваюсь я.
- П-поняла. Да, - быстро-быстро кивает милашка. - Я нечаянно.
- За нечаянно, милая, - я наклоняюсь чуть ниже. - Ебут отчаянно. Слышала поговорку, нет?
- Это не поговорка, брат, - встревает Сэм. - Устойчивое словосочетание.
- Один хуй, филолог. С тобой отдельный разговор будет, - огрызаюсь я. - А ты, - киваю девчонке, - пойдешь со мной.
- Ку…куда?
- Куда надо. Тут я задаю вопросы, усекла?
Она кивает, трясется еще больше. Ну и что с ней делать?
Взваливаю на спину. Легкая.
Ее задница аппетитно устроилась на моем плече, так и хочется куснуть!
Позже мужик – это я сам себе – позже найдешь ту, которую кусать будешь.
Эта пока «некусабельная».
Но… «ебабельная» просто до трясучки.
Нагнуть бы ее сейчас прямо в коридорчике…
Или надо было в душе не строить из себя Карабаса-барабаса, а позволить ей нас ротиком обслужить?
С такой мамашей, она, может, и умеет. А что? Одну дырку нельзя распаковать, но есть же и другие?
Весьма аппетитные.
Надо бы посмотреть, в каком состоянии ее колечко там, на попке. Если растраханное – это будет видно.
Вношу ее в комнату. Ставлю на ковер.
- Шмотки снимай.
- Что? Зачем? - испуганно лепечет.
- Мокрые, - хищно оглядываю добычу.
- Но… - снова ресничками барабанит.
Она это специально? Не знает, как этот взгляд действует? Это же натуральное приглашение! Это словно сказать мужику – трахни меня!
- Снимай, - рычу ей в лицо.
- Я… можно там… в ванной.
- Не можно. Давай тут.
- Но вы… - ага, покраснела и стесняется.
Или играет. Актриса-весна.
- Снимай, или я сам сниму.
- Я не могу…
- Твою ж мать!
Заболеет же, дура!
Подскакиваю, срываю с нее футболку, в которой она была, а там…
А там гребанный подарок мне, старому извращенцу!
Голенькое, мокренькое тело!
Тело богини.
Блядь…
Мои яйца просто превращаются в два камня. И член. Как железная дубина, вспарывает спортивные шорты, поднимая их словно парус.
Она стоит, пытаясь руками сиськи прикрыть, еще и ножки скрючивает, а я все равно все вижу. Киска гладкая, розовая. Мамаша её на эпиляцию отвела. Не дура… ни волоска.