Пашка же, наоборот, слыл главным хулиганом класса и «головной болью» учителей. Учиться со временем он стал лучше, не без моего влияния и помощи, а также природной сообразительности и хитрости. Конечно, до отличников и хорошистов ему было далеко, но и от статуса двоечника он отдалился существенно. И, несмотря на череду троек в журнале, Славин считался среди учителей сообразительным и подающим надежды учеником. Как и в группе детского сада, в классе Паша пользовался такой же популярностью. Внешне он не был похож на Брэда Питта, но благодаря своей харизме считался самым красивым мальчиком в классе. Он был очень веселым, а потому все время улыбался, и его карие глаза при этом будто искрились, что делало его лицо, на первый взгляд ничем не примечательное, невероятно привлекательным. А статус спортсмена, хоть и любителя, делал его в глазах девочек вообще героем.

Классе в восьмом я увлеклась чтением, а именно романами о любви. И глотала одну книгу за другой. С самого детства во мне жила скрытая от чужих глаз мечтательница, которая грезила о принце на белом коне, безбедной жизни, несметных богатствах, успехах в карьере. И в тот период мои мечты особенно обострились. Но если свои грезы об успешной и богатой жизни я ни от кого не скрывала и все знали меня как меркантильную и стервозную девчонку, то о мечтах о красивой и самоотверженной любви знали не многие, а вернее, практически никто. «Практически» – потому что о них знал чертов Славин!

– Грин. Алые паруса, – громко прочитал он, крутясь на вращающемся стуле и сжимая книгу, которую я в то время читала перед сном, в руках. – Мы же это уже прошли, – рассеянно заметил он, разглядывая обложку. – Зачем она тебе?

– Положи на место! – наказала я зло, потому что была уязвлена тем, что он нашел мою слабость. – Ты это не проходил, а проспал. И сочинение тебе писала я.

Эта книга была особенно мной любима. И не столько из-за сюжета и героев, сколько из-за чувства сказочности, мечтательности, которое дарила. Алые паруса для меня были символом сбывающихся мечтаний и надежд, и мне очень хотелось верить в то, что и мои надежды сбудутся однажды, если я буду терпеливо ждать.

– Я-то, может, и спал, зато ты – нет. И я помню, как ты с Зинаидой Вячеславовной ругалась на предмет того, что Ассоль – дура.

– Я не говорила такого!

– Может, и не говорила, но имела в виду.

– Просто она мне не нравится по характеру… Но зато она предана своим мечтам, что неплохо… – смущенно заметила я. Ассоль я действительно не во всем понимала и поддерживала, во многом даже порицала, но ее преданность своим мечтам, пусть и глупым, меня восхищала.

Однако Пашка меня, кажется, не понял.

– Это каким? Своему серому принцу? – уточнил он со смешком.

– Капитану! – возмутилась я, отбирая у него книгу и пряча ее под подушку.

– Тоже о капитане под алыми парусами мечтаешь?

– А если и мечтаю, что с того? – с вызовом поинтересовалась я. Славин хрюкнул и заржал.

– Замолчи! – возмутилась, злясь еще больше. – Давай лучше плакат рисовать.

– А ты еще не нарисовала? – лениво придвинулся он к столу, на котором я разложила ватман, краски и фломастеры.

– Вообще-то, это парная работа должна быть, – заметила я. Славин облокотился на стол и начал играть письменными принадлежностями.

– Вообще-то, я рисовать не умею.

– Тогда будешь идейным вдохновителем, – объявила, вручая ему учебник.

Мы принялись готовить газету для защиты проекта по истории, а о книге быстро забыли. Вернее, я очень надеялась, что он забыл, но вскоре выяснилось, что мои чаяния оказались напрасными, и мне еще не раз пришлось краснеть перед Славиным за свои глупые девичьи мечты. Я пыталась отстаивать свои грезы, заверяла в том, что обязательно найду капитана – само совершенство, а он лишь смеялся. Причем высмеивал он очень обидно, будто его задевали и даже уязвляли мои мечты. Он припоминал мне алые паруса с поводом и без, особенно когда злился на меня.