– В такую жару собирать грибы без воды очень трудно.

Сразу после этого накатило на Бирнекера, но у того выброс был гораздо обильнее. Я почувствовала, как по пальцам у меня устремился целый поток. Мужчины стали приводить под столом свои брюки в порядок, но на это никто не обратил внимания, мой коптильщик и Лехнер были увлечены Штеффи. Я сделала вид, будто опьянела, и сказала, что хотела бы немного прогуляться по свежему воздуху. Когда я протискивалась мимо мужчин, те с благодарностью сжимали меня коленями.

От щекотания кавалеров мои юбки были ещё наполовину подняты, и, когда я проходила мимо Ксандля, тот ущипнул меня за зад. Потом я вышла на улицу и немного прогулялась вдоль ограды обширного ресторанного сада. Там царила полная тишина, было почти темно, и росли высокие кусты. Теперь я оказалась как раз напротив того места, где за оградой должна была располагаться наша беседка. Я отчётливо расслышала смех Штеффи, потому что Ксандль, видимо, в этот момент рассказывал сочный анекдот. Внезапно я увидела рядом с собой фигуру человека, стоявшего вплотную к ограде. Им оказался извозчик, который привёз нас сюда. Он слушал музыку и даже пытался разобрать, о чём говорилось в беседке. При этом он сжимал в руке свой хвост и как бешенный мастурбировал. Он на свой манер разделял праздник с другими. Завидев меня, он не стал прятаться, а спокойно оставил свой полутвёрдый стебель висеть снаружи.

– Почему же вы, милая барышня, не сидите со своими друзьями в беседке? Там у вас, кажется, очень весело.

– У меня что-то немного голова разболелась, – с улыбкой ответила я.

– У него тоже болит голова, – сказал он, подмигивая, и указал на свой член.

И сразу после этого обмена репликами он обхватил меня за бёдра, опрокинул навзничь, и я, будучи к этому моменту весьма подвыпившей, растянулась на траве, а он – на мне. В два счёта замечательный хвост извозчика оказался у меня внутри. Мне доставило удовольствие прямо за спиной у Ксандля уступить домогательствам бравого кучера. Он был такой же простой человек, как мои братья и, вообще, люди, которые проживали в нашем доме, и на его долю тоже должно было что-нибудь перепасть. Я совершенно не сопротивлялась, и он был наверху блаженства.

– Вот так… правильно… давай-ка сюда свою тёрочку… а-а-ах… какая шершавая, прямо насосик… и жадненькая, что твой пудель… прекрасная жизнь, должно быть, у супруга-то… вот так… правильно… только обточим маленько… один раз не считается… не правда ли, он глубоко входит… киска ты моя, маленькая… о господи, мокрый уже совсем … а-а-а-ах, у-у-у-ух… это ведь не всегда должен быть богатей… а я, знаешь ли, с лошадьми умею хорошо сладить… сейчас… сейчас… приподними-ка ещё чуточку свой задок… о-о-о-о…

В тот же миг я почувствовала, как его сперма ударила мне внутрь, как кипяток, горячо, быстро и резко. Это было похоже на выстрел. Потом он помог мне подняться. Я привела свои юбки в порядок, в то время как он снова надел на голову свой блестящий цилиндр, лежавший в траве. Уходя, я помахала ему через плечо, в ответ он приподнял цилиндр и негромко крикнул:

– Целую ручку, вознагради тебя бог, желаю и дальше приятного развлечения!

Когда я вернулась к остальным, они были уже изрядно пьяны и кричали, перебивая друг друга. У Штеффи – блузка её была нараспашку – упала брошь, и она собиралась найти её под столом. Лехнер сказал, что хочет помочь ей в поисках. Он вынул из садового подсвечника свечу и правой рукой держал её под столом, опираясь о край столешницы левой. Штеффи ползала под столом и хихикала. Вдруг она так больно ущипнула меня за икру, что я наверно бы отскочила, однако она крепко держала меня и потянула вниз. Заглянув под стол, я поняла, что события приняли нешуточный оборот. Штеффи стояла под столом на четвереньках, задрав юбки до пояса, а Лехнер размягчённым концом свечи водил туда-сюда в её смокве, так что наша Штеффи от сладострастия стиснула зубы. Тут и меня опять сразу разобрало желание, однако для двух дам здесь, внизу, места не было. Тогда я сделала вид, что привожу в порядок бант на туфле, и, по крайней мере, понаблюдала за сей живописной сценой. На Штеффи как раз накатывало, а Лехнер в странной позе столь комично покачивался взад-вперёд, что Бирнекер спросил: