– Они интересовались, откуда я появился, – продолжал актер. Улыбка настолько преобразила его, что я не могла оторвать глаз от его лица. У него даже голос поменялся: стал теплее и мягче. – Спорили, кто я: казах, татарин или узбек. Сошлись на том, что я «слишком бледненький для этих национальностей».

Я не удержалась и фыркнула. Не от злости или возмущения, а так, по-доброму.

– И как они отреагировали, что ты кореец?

– Выразили сочувствие и дали горсть конфет, – усмехнулся Джэхи. – А еще обещали, что никому меня не сдадут. Кажется, они думают, что я побежал из Северной Кореи…

– Сбежал, – поправила его я. – Не от слова «побег», а от слова «сбежать». Да, многие в России не знают, что Кореи на самом деле две, – вздохнула я, стыдясь невежества своих соотечественников.

Однако Джэхи, кажется, этот факт совсем не возмутил, а даже наоборот, развеселил. Вообще он вел себя очень странно, много улыбался и говорил про всякую фигню.

– Спасибо за капусту, – сказал он, выйдя из лифта на третьем этаже – там была квартира Клячкиных.

– А, ну да, – почему-то вдруг смутилась я. – Пожалуйста.

Юрки дома все еще не было. Опять, наверное, придет поздно, поест и упадет спать. Что-то слишком много сил он тратит на квартиру Джэхи. Неужели они так с ним сдружились?

Напевая себе под нос песенку из мультфильма, я разобрала пакет с едой, оставив на столе банку капусты, сок и пиво. Разогрела вчерашнюю жареную картошку, порезала вареной колбасы и открыла баночку со шпротами. Простой, но вкусный ужин.

Минут через пятнадцать вернулся Джэхи.

– Ты долго, – заметила я, заглядывая в ванну, где актер тщательно мыл руки.

– Помогал Кырабдии Семенобне собраться и вызвать такси. Она поехала к внучке в больницу, – сказал Джэхи из-за акцента и трудности произношения коверкая имя Клавдии Семенны.

В другой ситуации превращение Клавдии в Кырабдию меня позабавило, но сейчас мне было вовсе не до смеха.

– Надеюсь, с Галей все будет хорошо.

– И она даст показания, – добавил Джэхи.

Я даже об этом не подумала. Для меня главным было – здоровье Гали, а не ее показания, которые, несомненно, тоже очень важны, но в сравнении со здоровьем, уходят на второй план.

Однако Джэхи, похоже, так не думал. Закрыв кран, он стряхнул с рук воду и потянулся к полотенцу. Меня в детстве за такую привычку ругали и пугали появлением заусениц. И хоть я уже понимаю, что заусеницы от этого не появляются, однако никогда воду с рук не стряхиваю.

– Ты был таким собранным, когда оказывал Гале первую помощь, – тихо произнесла я, почему-то избегая смотреть в глаза Джэхи.

Он уже вытер руки и стоял передо мной. Я буквально чувствовала, как его темные глаза пристально смотрят на мое лицо.

– Я делал это не первый раз, – ответил Джэхи и вышел из ванной.

– Ужинать будешь? – спросила я, глядя в его широкую спину.

– Нет. Выпью молока.

– Послушай! – выпалила я, опасаясь, что он сейчас быстро ускользнет в спальню и закроется там. – Прости меня. Я действительно вела себя с тобой не очень хорошо. Обещаю исправиться!

– Хорошо. Прощения приняты, – кивнул Джэхи.

– Извинения, – улыбнулась я. – Кстати, от Мины тебе привет. Она просила передать, что состояние твоей сестры… без изменений, – добавила я.

Спина Джэхи едва заметно дрогнула, когда я упомянула сестру. Я была уверена, что он сейчас повернется ко мне, но нет.

– Я знаю. Юра мне сообщил.

– Что ж… – воцарилось неловкое молчание.

– Я пойду. Устал, – нарушил тишину Джэхи.

– Да, – сдавленно произнесла я, глядя, как он уходит в спальню.

Только мне начало казаться, что наши отношения налаживаются, как он снова включил режим игнора. Ну, по крайней мере, мы помирились, а это уже что-то.