Мне вмиг становится нестерпимо неуютно, и я решаю, что вежливости на сегодня достаточно. Скидываю руку Арсения и быстро иду, куда глаза глядят. Найду укромное местечко и посижу там. Подальше от всех этих притворщиков. Подальше от Мирона, которому плевать на мои чувства. На меня саму.
Какая же я глупая...
Почему мне так важно ему нравиться? Он же не сделал мне ничего хорошего! Ни разу не проявил ко мне доброту! Даже забирая меня с урока балета, вел себя отвратительно. Хватит! Не хочет со мной общаться, и не надо!
Я открываю дверь в оранжерею и оборачиваюсь через плечо, убеждаясь, что меня никто не видит. И тут же врезаюсь в кого-то. Сильные руки подхватывают меня за талию, не позволяя упасть, а над головой звучит улыбающийся голос:
— Прости. Не заметил тебя. Тебе говорили, что ты невероятно маленькая?
— Я и сама это знаю, — бурчу я на волне своего плохого настроения и распрямляюсь, высвобождаясь из чужих рук. — Наверное, поэтому мама настояла на том, чтобы я занималась балетом. Видимо, думала, что это поможет мне вытянуться.
Я говорю сама с собой, отдаляясь от места столкновения, даже толком не взглянув на парня. И совсем не ожидаю, что он меня услышит и тем более рассмеется.
— Стой. Как тебя зовут, огонек?
Я замираю на месте и оборачиваюсь к шагающему ко мне парню. Он улыбается. Он выглядит гораздо старше собравшихся здесь ребят. Такой же самоуверенный, как Мирон, но не настолько красивый, как мой сводный брат.
— Люба, — смущаюсь я под его пристальным взглядом.
— А я Виталий, старший брат Марины. Откуда знаешь мою сестру?
— Эм... Мы с ней познакомились только что. Я пришла сюда со своим сводным братом. Мирон. Его ты наверняка знаешь.
— Знаю. Не повезло тебе с братцем, — вновь смеется Виталий.
— Почему?
— Просто поверь мне на слово. Присядем? — указывает он лавку рядом со мной. — Значит, занимаешься балетом по принуждению? А чем бы хотела заняться вместо него?
Я несколько секунд в неверии смотрю на усевшегося на лавочку парня. Ему правда интересно? Никому и никогда это не было интересно.
— Смелей, огонек, — хлопает он ладонью рядом с собой. — Я не кусаюсь, и мы просто поболтаем. Я еще ни разу не встречал на вечеринках Маринки того, кого интересно было бы послушать.
Ситуация необычная. Я впервые разговариваю с парнем, который абсолютно меня не знает, но который, кажется, хочет это исправить. Насколько искренен его интерес? Впрочем, разве важно это сейчас, когда я хочу отвлечься от преследующих меня волнений и расстройств? Совершенно нет.
— Я обожаю петь, — выдыхаю я, присаживаясь рядом с Виталием.
— И как? Получается?
Даже очень. В специальном караоке-приложении я, можно сказать, популярна. Подписчикам нравится мой голос. А мне это приятно. Никто из них не знает, кто я такая, как выгляжу и чем живу, они просто любят слушать, как я пою.
— Немного, — улыбаюсь я. — Одно время я ходила на занятия вокалом, но мама решила, что это пустая трата моего времени и перевела меня на уроки по фортепиано. Я бы, конечно, предпочла и дальше ходить на вокал.
— Но твоей маме лучше знать, что тебе нужно, да?
— Да...
— Вот бы и Маринке такую мать. А то наша позволяет ей все, что та хочет. И что путного из нее вырастет? Ее же ничего не интересует, кроме собственной внешности, мальчиков и популярности. И взять тебя: скромная, приличная девочка. Сколько тебе лет, кстати?
— Совсем скоро исполнится восемнадцать.
— Ого! Думал, тебе не больше шестнадцати. Это меняет дело, — как-то странно улыбается он.
— В каком смысле?
Ответить Виталий не успевает, потому что наше внимание привлекает открывшаяся дверь и Мирон на ее пороге. Сначала он смотрит на меня, и на его лице словно проступает облегчение, а затем он видит Виталия, вот тогда черты его лица совершенно точно каменеют.