Паскуда!

И ведь я не ошиблась, знаете ли.

Весь день Соболевский вел себя обманчиво спокойно. Даже несколько раз помогал мне в моем окне, когда толпа второй смены учащихся атаковала раздевалку, а потом и первой, что скопом ломанулись после учебы домой. И как же он меня нервировал в тот момент!

Я словно со всех сторон была окружена врагом. Его запах давил по рецепторам. Это была какая-то невообразимая мешанина ароматов, честное слово: цитрусовые ноты бергамота, дуба, амбры и можжевельника, немного ванили в сочетании с мускусом – и все это под сладкими нотами смородины, ананаса и яблок. Черт знает что, но я невзлюбила этот адский коктейль, хотя впервые, когда его учуяла, он показался мне лучшим, что я когда-либо ощущала.

Теперь я знаю: так пахнет зло во плоти. Так пахнет Никита Соболевский.

А еще он смотрел на меня. Прожигал своим черным взглядом. И я чувствовала эти липкие щупальца чужого, ненавистного мне внимания. Они не несли добра, и я знала это. Наверное, этот гад просто обдумывал, что же еще такого сотворить со мной, чтобы довести до слез.

И придумал! Ровно тогда, когда до конца дежурства оставались считаные минуты. Решил отжечь напоследок. А я, дура, думала, что пронесет. Ага, три раза ага!

– Княжина?

А даже вздрогнула. Когда это он вообще последний раз ко мне обращался? Да ровно год назад, когда мне на одежду насадили огромных тараканов. Скорее всего, по его наводке или для того, чтобы Никиточка похохотал над убогой Килькой на досуге. Но я больше не Килька, не Доска и уж точно не девочка для битья. Поэтому я просто абсолютно абстрагировалась и от его голоса, и от всей его сущности.

Молчать. Он ничто для меня. Пустое место!

– А ты правда, что ли, любишь театры?

Боже, что он несет? К чему вообще клонит? Ай, плевать!

– Оперы, балеты, м-м? – обошел Соболевский вокруг меня, потому как я отвернулась, и встал напротив, снова заполняя пространство своим странным ароматом.

Б-р-р!

– В Мариинке сейчас дают «Лебединое озеро». И «Золушку» еще.

Все так же молча перевела глаза на часы и облегченно вздохнула, а потом, не говоря ни слова, подхватила свою сумку и двинулась на выход из школы.

А это исчадье ада за мной, чтоб он провалился!

– Алён, – произнес Соболевский мое имя, и меня передернуло.

Сказал и словно испачкал меня всю. Даже мурашки по телу побежали. Но я упорно топала прочь от него. Как можно скорее, как можно дальше!

– Алён, да подожди ты, – дотронулся он до моего плеча, и я подскочила, будто кошка, напуганная слишком громким звуком.

– Не смей ко мне прикасаться! – зашипела я змеей.

– Алён, – облизнул губы и сглотнул.

Вот артист! Прямо репетировал волнение перед зеркалом.

– Чего тебе надо от меня? – рычу я.

– В театр пойдешь со мной? – И он делает опасный шаг в мою сторону, так что я вся натягиваюсь как струна в ожидании… не знаю чего! Его извращенная фантазия способна на любые гнусности.

– Никогда, – подаюсь я в его сторону и выговариваю это слово четко и по буквам.

– Почему? – наклоняет он голову набок.

Кручу головой по сторонам, а потом и качаю ею. Усмехаюсь. Боже, когда эта школа уже закончится? Сил нет!

– Нас снимает скрытая камера, да? Забавно ты придумал. Была бы я такой же пустой идиоткой, как ты и твои друзья, – конечно, посмеялась бы. Но не выйдет. Досадно.

– Алён. – И в его черных глазах стынет лед.

– Ты жалкий кусок дерьма, Соболевский. Школа когда-нибудь закончится. А потом я наконец-то выдохну, потому что мне не придется каждый божий день видеть тебя. Это моя голубая мечта. Ты знал? А теперь угадай с трех раз, пойду ли я с тобой в театр или нет.