Телефон, оставшийся в тусклом пакете, продолжает вести съемку – пустое алюминиевое каноэ, размытый угол мини-холодильника. Телефон помалкивает, но слушает.

И слышит, как Лотта вскрикивает.

Но крик тут же обрывается.

Перед самым рассветом

Джейд Дэниэлс эдаким неуклюжим увальнем – лучше не скажешь – вваливается на стройплощадку «Терра Новы». Еще темно, температура двенадцать градусов, это пятница, тринадцатое марта, в Пруфроке вот-вот начнутся весенние каникулы.

На ней тонкий комбинезон уборщика, в левом кармане лежит канцелярский нож, который отец наверняка назвал бы говнорезом, правая рука сжата в кулак. Под комбезом – девчоночья футболка с надписью «Неприкаянная», чересчур в обтяжку, если кому есть дело, и протертые джинсы, причем большинство дырок на бедрах не от мытья посуды в блинной или перекладывания коробок на отгрузочном складе (Пруфрок – городишко маленький, ничего такого здесь нет), а от того, что она царапает ткань ногтями на седьмом уроке – это урок истории, который Джейд называет «Промывка мозгов-101». Ногти у нее, естественно, черные, волосы должны быть зелеными – хотелось сразить всех наповал, но волосы индейцев краска не берет, хотя на коробке написано «для любых волос», и вышла оранжевая грива, из-за которой полчаса назад она погрызлась с отцом, удрала из дома и заявилась сюда.

Промолчи отец, увидев, как она идет по коридору, Джейд лежала бы у себя в комнате, напялив наушники, и тихо смотрела на тринадцатидюймовом экране телевизора со встроенным видаком какой-нибудь слэшер (пиратская копия).

Но отцу вечно неймется, особенно по вечерам, после шести бутылок, а то и целого ящика пива.

– Видать, морковки переела, дочка, – протянул он с усмешкой и приложился к бутылке.

Джейд покорно остановилась – что поделаешь, если отец окликнул.

Кличку Открывашка Дэниэлс он получил еще в старших классах – продел леску через обшивку, приклеенную к крыше его тачки, украсил гирляндой из рыболовных крючков, потом повесил на них кольца-открывашки от пивных бутылок, да столько, что обшивка в конце концов свалилась ему на голову, когда он мчался сквозь ночь на скорости семьдесят миль в час.

Джейд знает – эта авария должна была отправить его на тот свет. Вот было бы здорово! Джейд уже успели зачать, и на ее существовании это бы никак не отразилось. Зато ее жизнь потекла бы по гораздо менее убогому руслу – она жила бы с матерью, а не с так называемым папашей.

А теперь она обречена расти под одной крышей с настоящим страшилищем, потому что в аварии горе-папаша переломал все кости, лицо стало как у Фредди, и всем, кто еще не успел из комнаты слинять, он заявляет, что, мол, пьяницам и индейцам Господь улыбается.

С чем Джейд категорически не согласна, будучи наполовину индианкой и дочкой своего отца – в ее случае число улыбок свыше практически равно нулю. За примером далеко ходить не надо: отцовский собутыльник, Фарма, хихикнул над шуткой отца про оранжевые волосы, дернул подбородком в сторону Джейд и говорит:

– Ха, есть у меня морковка, пусть попробует…

Джейд оскалила зубы, ненавидя себя всей душой, но думала, что отец отвесит этому ходячему неудачнику подзатыльник или хотя бы ткнет локтем в бок в качестве предупреждения. Как минимум Открывашка Дэниэлс мог бы шепнуть своему школьному приятелю: подожди, пока она уйдет, братан. Даже этого бы хватило.

А он только пьяно хмыкнул – мол, шутку оценил.

Будь рядом мама Джейд, вмазала бы ему локтем, сверкнула глазами, но нет такого счастья. Кимми Дэниэлс живет всего в трех четвертях мили отсюда, но это бесконечно далеко, как в другой галактике. Кимми сошла с орбиты Открывашки Дэниэлса, и Джейд знает, что оно к лучшему.