«Да уж», – кивнула бы Джейд, и эта беседа стоила бы двенадцати часов, которые ей придется собирать мусор.

А так выходит полный отстой.

Зато в школе она сегодня будет звездой, так? Пятнадцать минут славы ей обеспечено: возвращение антигероя. Такой подросток – страшный сон любого родителя. Она же едва не отдала концы, но Стрелковые Очки, задыхаясь, позвонил Харди, тот живо завел свой глиссер с воздушным винтом и метнулся к замерзшей посреди озера Джейд, зажал ей запястье и держал, пока на берегу не приземлилась воздушная «Скорая помощь». Сбежался весь Пруфрок в домашних тапочках, халатах, и, насколько Джейд заметила, хотя была на последнем издыхании, в ночных колпаках с длинными, карикатурными кисточками, которые в настоящей жизни уже пятьсот раз макнули бы в унитаз.

Потешная картина, и Джейд провела достаточно времени в восстановительном центре Тетон Пикс, чтобы вдоволь над ней посмеяться, но на самом деле перед ее мысленным взором возникает не собравшаяся ночью толпа, а шериф Харди: как он выходит из воды, держа ее на руках, как согревает теплом своего тела, как его обвисшие к шестидесяти годам щеки подрагивают всякий раз, когда он издает рык – мол, не дам этой девчонке умереть, только не в мое дежурство.

В слэшерах от местных полицейских толку нет. Таково непреложное правило жанра. И то, что шериф Харди в него не вписывается – еще один гвоздь в гроб ее фантазий.

Сейчас этот гроб весь истыкан гвоздями.

– Ничего колюще-режущего там не припрятала? – Шериф Харди кивает на двери школы, возле которых они, наконец, остановились.

– Топорики и мачете не в счет? – Джейд выдает свою лучшую зловещую ухмылку, берется за ручку двери, но… что это за коричневый конверт с надписью «личные вещи» у Харди в руке?

Харди вздыхает так, будто Джейд причиняет ему боль, и говорит:

– Если хочешь, отвезу тебя назад…

– Не переживайте, шериф, на территории школы – никакого оружия. Все знают, что свои топорики и мачете я держу в Кровавом Лагере – под досками в шестой хижине.

Харди облизывает губы, и Джейд понимает: он не знает, что с ней делать.

Ее это вполне устраивает.

– Это мне? – Она указывает на загадочный конверт, и Харди неуверенно протягивает его ей.

– Просто я хочу… тебя защитить.

Джейд изо всех сил старается выдержать его взгляд, а сама взвешивает на руке неожиданно тяжелый конверт. Что за личные вещи?

– Считайте, что защитили. – Дверца открыта, правая нога касается земли, и не успевает Джейд захлопнуть дверцу и обернуться, как чей-то отец на золотистой «Хонде», скрипнув шинами, задевает ее лодыжки пластиковым бампером.

Джейд отпрыгивает и обеими руками шлепает по капоту. Сквозь наэлектризованную синюю челку смотрит на колени, которые едва не пострадали, медленно поднимает взгляд и буравит лобовое стекло, чтобы заглянуть в душу чужого отца. Душа, как и грудь, изрядно уделана кофе. Джейд неторопливо снимает с капота руки и отводит взгляд лишь в последний момент. Подняв перевязанную кисть руки, придерживая внизу конверт, она гордой походкой идет вперед, под поникшими флагами пробирается сквозь толпу – и вновь вступает под своды знаний, вдыхает их утренний напалм.

Пахнет лаком для волос, средством для мытья полов и украдкой выкуренными сигаретами.

– Встречай, родная школа.

Никому нет дела.

Марля на руке чешется, хочет, чтобы ее сняли, но для Джейд это броня, по крайней мере на сегодня, поэтому пусть остается. Харди повел себя по-джентльменски и не стал спрашивать, хотя в его взгляде читалось: зачем девочке-самоубийце нужна повязка поверх швов, которые давно сняли, поверх шрама? Кстати, неплохо бы замаскировать его татуировкой – в виде растопыренных мертвых пальцев. Конечно, повязка ей ни к чему, хотя на самом деле без нее никак.