– Проклятая ведьма!

– Сжечь...Сжечь!!!

А вот и толпа добрых селян.

В другое время я бы непременно порассматривала с любопытством аборигенов, архитектуру и прочие туристические прелести. Но, когда удается сдерживать беснующуюся толпу лишь усилием ещё примерно десятка условных Кратов и Лариков, то как-то не до достопримечательностей.

Да, собственно, и смотреть-то особо не на что. Разве что на помост впереди, видимо, специально для меня и выстроенный, судя по целому стогу вязанок хвороста, что возвышаются рядом. А ещё одинокий столб по центру, к которому под всё набирающие обороты выкриков меня и тащат.

После бурного сопротивления последовала предсказуемая апатия, а сильная боль в ребрах не давала сосредоточиться на осознании грядущего.

Перебираю ногами, больше не глядя по сторонам. Не хочу, чтобы меня волокли по земле на казнь, выворачивая суставы. Нет, петь «Орленок, Орленок!»  не стану – зрители не поймут, менталитет не соответствует. Но и умирать на коленях гордость не позволит. Гордость – последнее прибежище достоинства, его я растоптать не позволю.

Вот и помост. Меня затаскивают и буквально припечатывают к столбу, быстро обматывая даже не веревкой, а какими-то цепями. И поспешно отступают под моим тяжелым взглядом.

Зрители всё больше распаляются, возгласы становятся истеричнее. Проклятья, обещания справедливого наказания от какого-то Вечного, припоминания неких моих грехов...

Все уже слегка плывет, сливаясь в монотонный гул милосердно уплывающего сознания. Темнота...

И снова проклятая кружка с горечью, что проталкивают мне в глотку.

– Так не пойдет, Марша, – злобно-предвкушающий голос врывается в мои личную тишину. – Я ведь обещал, что ты познаешь все муки своим прекрасным телом! – шепчет склонившийся надо мной мужчина.

Мои глаза распахиваются и я с непониманием гляжу на того, кто поит меня зельем. Довольно симпатичный мужик, если бы не эта злоба и фанатичный блеск в глазах. Блондин, с широкими скулами и правильными чертами лица, на вид лет тридцать пять. Одет во что-то напоминающее длинные одеяния жрецов, расшитое неведомыми символами. И такая же, как у дылды звезда на груди, только больше. На лице злорадство и предвкушение, а ещё ...жажда? Да, он определенно смотрит на меня вожделея. И ненавидя одновременно.

– Ты просто должна прочувствовать хотя бы телом все муки, что терпела моя душа, –  злорадно шепчет этот тип, делая вид, что продолжает поить меня горьким лекарством. – За всё надо платить, ведьма! И не надейся, что когда огонь подпалит веревки, руки освободятся – цепи не горят! И от дыма не задохнешься, я все рассчитал, – выдает он самодовольно, – Так что выть тебе долго!

– А мы знакомы? – не выдерживаю и выдаю ублюдку, что готов с легкостью, из явно некой личной мести, отправить женщину на костер, – Вряд ли, ведь такого морального урода я бы запомнила! – я вкладываю в слова всё презрение на которое способна.

– Тварь … – шипит он, отпрянув от меня.

Разворачивается к толпе, горделиво выпрямляя спину и торжественно кивает приветствующим его.

Значит это и вправду месть. И не мне, а неведомой Марше. Черт, так и не узнаю, чем же она так всем насолила, хотя это и вовсе неуместное сейчас любопытство. Вот только молить о пощаде смысла нет, а с богом и моего-то мира у меня отношения как-то не сложились, так что молиться смысла не вижу. Спасти меня местных божеств я уже просила.

Просто терпим. Как жаль, что этот мужик такая сволочь – я ведь могла умереть в бессознанке, он даже этого лишил.

– Жители Дамеска! Братство Вечного и я, ваш керз, обещали избавить эти земли от скверны! Вечный своей милостью помог изловить Маршаллу Вивьен! Злобная тварь больше никому не причинит вреда! Да свершится суд!