Младшая бросила школу сразу после девятого класса, да и училась с двойки на тройку, в колледже, куда ее с трудом устроили, ни разу не появилась. Бесплатное место ей не грозило ни при каких условиях, а то, что было по карману, сестру не вдохновляло. 

— Ну, ты вот учишься, будешь географичкой за три копейки. Бегаешь по работам. Посмотри на себя, выглядишь очень потасканной жизнью, — она с наслаждением выливала на сестру тонны грязи. — Правильная такая, аж тошно. Надоело жить в нищете! 

— Так и вали на все четыре стороны! — развернувшись к матери, Диана увидела, что она снова плачет. Девушка понять не могла, чего добивается сестра. Точнее, догадывалась, но верить в это не хотела. Сонька хотела денег — быстро и много, а взять их можно было только с продажи квартиры. — Мама, иди ложись.  

— Да щаз, прям свалила, — нагло ухмыльнулась младшая. — А квартирку ты себе захапать хочешь, да? Знаешь же прекрасно, что все записано на маму. А ты, такая правильная и добренькая, убедишь ее квартиру продать, а новую на себя запишешь. А вот хренушки. 

— Соня, да как ты можешь? — Виктория Александровна схватилась за сердце, оседая на стул. Диана кинулась к шкафчику с лекарствами, быстро набрала воды в стакан. Сестра с места не сдвинулась. Как можно быть такой дрянью? Совести у нее никогда не было.  

— Ой, а то я не знаю, что только и мечтаете от меня избавиться, — ничуть не смутилась дочь. — Отдайте мне половину, и я свалю в Москву. 

— Ждут тебя там, как же, — бросила Диана, подавая матери лекарства. — Только Сони Михайловой там и не хватает. И почему половину? Треть.  

— Я хочу половину, — невозмутимо ответила младшая. 

— Ты прекрасно знаешь, что тогда мы ничего не купим, и свободных денег нет. Не то бы я давно тебе их дала, чтобы только ты свалила, — не выдержала Диана. — Надо было тебя посадить! 

— Надо было, — пожала плечами младшая, — только вам жалко меня стало. Да и что бы родственник и друзья сказали, а? Из-за пары колец и цепочки родную сестру не пожалеть. 

Диана едва себя сдерживала, чтобы не ударить Соню. Сколько себя помнила, столько и мечтала больше не пересекаться с сестрой, которая с детства отличалась жадностью и ленью. А еще завистью. Ни разговоры, ни материнский ремень не помогали. Сонька гуляла где и с кем хотела, столько, сколько хотела и врала, врала, врала. Даже соседи, хорошо знавшие их семью, порой покупались, что уж говорить о посторонних людях? Они считали, что Соня почти Золушка при злой матери и стерве-сестре. И её, бедненькую, все жалели. 

Ну а кто все-таки узнавал о лжи, попадал в своеобразный “черный список” — с такими Соня прекращала общаться и лично, и по телефону. Тот разговор снова закончился как обычно: мама слегла с давлением, а сестра, громко хлопнув дверью, загуляла на три дня. 

Тряхнув головой, Диана встала с кресла. То было давно, кажется, целая жизнь прошла, а на самом деле года четыре. Хотя нет, наверное, уже почти пять. Подойдя к шкафу, чтобы взять домашнюю одежду и идти в душ, громко выругалась: 

— Сонька, зараза ты! Когда ты перестанешь таскать мои вещи? Замок поставлю, — чуть не плача произнесла старшая. 

Сестра рылась в ее одежде, снова, не удосужившись сложить вещи аккуратно. Порядок и Соня — это два полюса. Диана давно не покупала себе дорогих вещей: во-первых, все качественное покупалось только Арине, а во-вторых, все равно младшая рано или поздно возьмет поносить и испортит. Дырки, пятна, затяжки... После Соньки вещи только в огороде носить. 

— Мам, как же ты ошиблась с именами дочерей. Я у тебя ни черта не принцесса, а для Соньки слово “мудрость” как ругательство. Мам, она ведь нашла способ сесть мне на шею и ничего не делать, — Диана часто заморгала, пытаясь сдержать слезы. Силы, и моральные, и физические, заканчивались, но нужно держаться ради Арины. Все равно другого выхода у нее нет.