Дымов старался даже не вспоминать лишний раз. Да, он благодарен родителям за то, что появился на свет, что как-то дотянул до определённого возраста, и даже за то, что потом им стало на него откровенно насрать. Ведь будь между ними больше любви и взаимопонимания наверняка и для него всё закончилось бы гораздо хуже.

Но ему уже тридцатник, он не маленький мальчик, чтобы держать давние обиды, по-прежнему винить мать и отца, что его детство прошло не светло, беззаботно и радостно, как полагалось и как хотелось бы. Сейчас он к родителям вообще без претензии, давно всё простил и когда появилась возможность даже пытался помочь, но они предпочли жить, как и раньше, их устраивало, не захотели воспользоваться шансом и теперь их больше нет.

А вот сам он воспользовался, смог. И опять благодаря им — потому что такой у них уродился. Или по крайней мере назло, но тоже им.

Вода хорошо смывала негатив и неприятные воспоминания в том числе. Они вместе с ней будто стекали в слив, и проще становилось, и легче, и думалось уже о другом, о чём-нибудь приятном. А позже, спустившись в столовую, Дымов ожидал застать там свою невероятную гостью, но все места за столом оказались свободны, и он обратился к помощнице по хозяйству:

— Юль, сходите посмотрите, как она там?

— Она? — переспросила та поражённо. — Я думала, это парень.

— Не уверен, но мне кажется, нет — возразил Дымов. — Вроде бы девочка. Был бы точно парень, я б сам заглянул.

— Да, сейчас, — кивнула Юля, но пока шла, и Дымов её видел, с сомнением пожимала плечами, качала головой и что-то бормотала себе под нос. Вернулась она довольно быстро и сразу доложила: — Спит оно. До ванны, видимо, так и не добралось. Да даже кроссовки снять то ли ума, то ли сил не хватило. Завалилось на кровать прямо в обуви.

— Юль, почему в среднем роде-то? — рассмеялся Дымов.

— Как выглядит, так и называю, — откликнулась домработница. — Хотя вроде и правда девочка. Чисто по физиологии. — И всё-таки не удержалась. — Но вот зачем Игнат Алексеевич вам её сюда-то приводить понадобилось? Это ж непонятно что.

— Ну я же говорил, — напомнил он. — Без неё бы я легко не отделался. Видели, она даже больше меня пострадала?

Но Юля только отмахнулась, посчитала, что подобные боевые отметины для этой девчонки незначительные мелочи, привычная реальности. Хотя та и сама скорее всего так считала, даже ни разу не побеспокоилась из-за фингала.

— Вот и сказали бы «спасибо». Ну или вон денег дали. Поди бы не отказалась, — заявила убеждённо. — И пусть бы домой шла.

Но Дымов опять возразил:

— Нет у неё дома.

Помощница по хозяйству с сомнением нахмурилась, уточнила недоверчиво:

— То есть?

— Да я ж не особо в курсе. — Он дёрнул плечами, пояснил, что мог: — Предложил действительно до дома довезти, спросил, где живёт, а она сказала «Нигде».

— Да наверняка же сама и сбежала, — предположила Юля. — С родителями поругалась. Но их-то можно понять. Мало кто такое чудо выдержит. А вам наврала.

— И что? — вскинулся Дымов, поинтересовался с раздражённым вызовом: — Я её должен был на первом же углу высадить? На улице оставить? Она, конечно, может за себя постоять, но тоже смотря во что вляпается. И если не наврала? — Он выдохнул, посмотрел на слегка опешившую помощницу чуть виновато из-за того, что сорвался и едва не накричал (а ведь при любых других обстоятельствах и сам бы не обрадовался подобной гостье), но в то же время с требованием поддержки. — Юль, уж вы-то знаете, что такое бывает. Когда жить негде. Как жильё теряют. Легко теряют. И что дети родителей выгоняют или родители детей — тоже бывает.