Как выяснилось, легко. Стоило мне по возвращении капитана упомянуть о том, что отныне рядом с ним чувствую себя, мягко скажем, некомфортно и замереть в ожидании реакции, как он кивнул, даже не удостоив особенно пристальным взглядом, как бывало обычно.

– Я понимаю, София, – сказал он, привычно усаживаясь перед огромным разбитым на сегменты экраном. – Можешь вернуться в свою каюту.

И уставился в изображения, явно давая понять, что я могу отправляться на все четыре стороны, и не поворачивался, пока я укладывала перекочевавшие сюда личные вещи на транспортную мини-платформу. Но я не обманывалась видимым безразличием. Он не случайно выбрал именно это занятие в момент моих сборов, а четко давал понять, что не важно, останусь я с ним или уйду – глаз он с меня не спустит. Да и не отпускает он меня, а просто удлиняет поводок, не собираясь одарить даже иллюзией свободы, и его напутственные слова это только подтвердили.

– Ты же отдаешь себе отчет, что это временно, София? – развернул он кресло, когда я уже подошла к двери.

Ну еще бы я не понимала. Ведь не врала моя интуиция, когда кричала о том, что связь с этим мужчиной опасна и забыть ее не получится потом ни за что. Вот только на то, что все примет вот такую жуткую форму и избегнуть случившееся у меня нет никаких шансов, она даже намекнуть не могла. Поэтому на вопрос капитана я только молча кивнула.

– Передвигаться по кораблю будешь все так же под охраной. – Скорее уж под надзором. – Это в твоих же интересах. И для всех официальный статус наших отношений остается неизменным.

Он не спрашивал, а просто отдавал указание, и я только и могла, что снова кивнуть, не оборачиваясь.

– Ты вернешься, Софи, – безапелляционное утверждение прозвучало в спину, когда я шагнула за порог, натыкаясь на одного из безопасников. Ему я даже в лицо не посмотрела, хватило и вида вызывающей теперь отвращение черной скаф-пленки. Конечно, они следовали за мной и прежде повсюду, вот только теперь я не обманывалась мыслями, что это для моей защиты.

Первую неделю я работала почти до изнеможения, догоняя сбившийся график, и с капитаном сталкивалась только в столовой, где он безмятежно мне улыбался и награждал мимолетным поцелуем в щеку, от чего я внутренне сжималась едва ли не до спазмов, усаживался рядом и болтал о чем-то, во что я не вслушивалась. Посещать общественные места, к слову, становилось с каждым днем более тягостно. А все из-за взглядов окружающих. Мне в них все отчетливее виделись осуждение и презрение, общались со мной сухо, будто через силу. Причем как Естественные, так и Модификаты, несмотря на то, что обе, если можно так сказать, фракции держались уже откровенно разобщенно. Однако в отношении меня у них наблюдалось хоть и молчаливое пока, но полное единство. Интересно, во что оно обратится, когда я уничтожу Компенсаторы? Если сумею. Если найду способ. Если рука поднимется на подобное.

Эти бесконечно плодящиеся «если» сводили меня с ума, лезли из каждого закоулка сознания, лишали и без того призрачного подобия покоя. Как бы я ни уставала за день, большую часть ночи проводила, вертясь на словно горящей подо мной постели, разрываемая на части миллионом сомнений и мыслей. А что, если есть возможность избежать окончательной радикальности, но я никак ее не вижу? Что, если нанесенный вред будет несоизмерим с принесенной пользой? Что, если это мое геройство вообще никому не нужно и все, что затеял Тюссан, – это некий естественный эволюционный и иерархический процесс, результат которого в итоге поймут и примут? История дальних космических перелетов изобиловала некими мрачными тайнами, случайными смертями некоторых членов экипажа, поступками, в которых никто не спешил признаваться. Что происходит на корабле, там же обычно и остается, ибо часто мотивы поведения людей, находящихся в изоляции в безумной дали от дома, малообъяснимы в обычных условиях. Прав в итоге остается тот, кто выжил и смог преподнести свою версию событий. Тем более капитан прозрачно намекнул: если Нью Хоуп окажется действительно идеальным новым домом для землян, то никакого обратного полета и не будет. А нет, так на Землю несогласные с ним не полетят. Или не долетят. Я под категорию абсолютно несогласных более чем подходила. И какая мне, в принципе, разница, поймут ли остальные причины моего поступка и осудят или одобрят? Никто не может оказаться на моем месте в тех же обстоятельствах, иметь те же побудительные причины, так что смысл думать еще и об этом? Я собираюсь сделать нечто совершенно необходимое. В этом уверена.