Это был высокий, 188–189 см, голубоглазый брюнет лет тридцати пяти, с довольно крупным классической формы носом и сдержанным сжатым ртом. Он имел роскошный силуэт чемпиона мира по плаванию, а именно сильно развитый плечевой пояс, рельефный живот и узкий таз, а также большие ступни и ладони. Особый восторг я испытала оттого, что между кожей и мышцами его могучего организма располагался тонкий слой жира. Это говорило о том, что мускулатура является его естественной постоянной частью, а не приобретена в прошлом году в спортзале по корпоративному абонементу.

Манерой стоять, откинув плечи назад, и пропорциями мужчина напоминал эрмитажную статую Ахиллеса Эмиля Вольфа, которая отличается от микеланджеловского Давида более длинными по отношению к туловищу руками и ногами и меньшим размером черепа. При этом на его лице не было ни самодовольства, ни тупости – обычных спутников качественного мужского тела.

Зато там присутствовали чувство юмора, интеллект и металлический, пожалуй даже беспощадный, блеск глаз…

Считав всю эту информацию, я поняла, что если сию секунду что-нибудь не придумаю, то это великолепие будет потеряно для меня навсегда. Но ничто путное не шло на ум.

Еще через мгновение мне пришел в голову интересный вопрос, каким ветром это тестостероновое чудо занесло в косметическую клинику. От страшной догадки из глаз моих уже почти брызнули слезы досады, как вдруг злодейская язва пронзила желудок нестерпимой болью. Ноги мои подкосились, и я стала тихо оседать на качественный немецкий ковролин. Персонала в пределах видимости не наблюдалось.

Мне уже почти удалось сделать вдох, как вдруг коридор бесконечно удлинился, белые жалюзи на окнах превратились в кроваво-красные, развевающиеся, как при восьмикратном замедлении, полотнища ткани. Все остальное тоже стало красноватым и завораживающе зловещим.

В расстегнутой черной шелковой рубашке с длинными манжетами, черных джинсах Dolce & Gabbana и черных сабо на босу ногу очень медленно из двери вышел мой Ахиллес. Все в нем: темные, гладко зачесанные назад волосы, скульптурные лоб, нос и скулы, ровные соболиные брови, нереальная синева глаз, без единого дефекта кожа, отбеленные зубы, идеальных пропорций чисто выбритый синеватый подбородок – создавало ощущение, что он лишь какая-то волшебная проекция, присланная из мира, находящегося по ту сторону покрытых глоссом картинок. Голограмма, излучающая тем не менее силу и притягательный запах живого мужчины.

Не сводя с меня внимательного взгляда, он сделал несколько шагов и остановился, по-волчьи наклонив голову к плечу. Казалось, что это его волей мне было так больно и так сладко одновременно. Он медленно стал наклоняться ко мне. Очень низким голосом со странным акцентом он проговорил:

– Когда люди врут, им становится плохо. Алла Пугачева сейчас в Лос-Анджелесе.

Он склонялся все ниже.

Желание подчиниться власти этого совершенного существа полностью парализовало меня. «Даже если завтра меня казнят, – проплыла перед моим внутренним взглядом почти точная цитата из Набокова, – все равно сегодня, сейчас, вот сейчас я буду принадлежать ему».

И покорно вытянула шею… для укуса…

В следующее мгновение чары рассеялись, боль в желудке ослабела, и уже совсем другим голосом без всякого акцента он спросил:

– Послушайте, вам действительно плохо? У вас, наверное, голодный обморок, булимия, признайтесь, цвет лица у вас просто-таки зеленый… Поднимайтесь, я помогу… Если только вас не вырвет на мою новую рубашку…

Приятное волнение, которое я испытала от обилия в его речи адресованного мне повелительного наклонения, позволило мне вдохнуть еще раз. Чтобы поднять, ему пришлось обхватить меня за талию, от усилия тело его стало согреваться, запах автошейва или туалетной воды усилился и взволновал меня еще сильнее, но уже по-другому.