В России самый расцвет американского периода… Да и здесь, на острове Себу, он не закончился: с крыши этого двухэтажного комплекса можно невооруженным глазом рассмотреть другой охраняемый объект – американскую военную базу.

Стоит ли ждать экстрадиции в Россию? Саше Котику там не рады. Пожизненный срок в филиппинской тюрьме для него – оптимальный вариант. Пусть мутит воду в одноименном острову проливе, в отдельно взятой тюрьме. Пусть попытается бежать из мест заключения. За попытку бегства здесь сразу вскроют смертельную ампулу…

Образование, наука, искусство…

Туризм. Пляжный – нет: десять месяцев в году пляжи мокрые. Экстремальный и спортивный, подогретые конфликтами между мусульманской и христианской общинами, – да. Адреналина хоть отбавляй. Можно привлечь побольше туристов, определив им номера в тюрьме строгого режима…

– Ты что-то перестал улыбаться, Парень.

Котик очнулся от мыслей и словно впервые услышал историка. Да, он зачастую слушал его с улыбкой, которую и не требовалось расшифровывать: на взгляд Саши, оба занимались фигней.

– Вот отсижу свое и посмеюсь.

Историк сложил на груди руки, прилег на стол, изображая мертвеца.

– Да, да, – покивал Саша. – Ты смешной малый.

Сегодня большая репетиция. Генеральный прогон флешмоба под хит Майкла Джексона…

«Привет, сосед!» Он и Джошуа обменялись однобоким приветствием. Русский первым занял умывальник. Джошуа, дожидаясь очереди, перекинул через плечо полотенце и силился вслух вспомнить, что ему снилось. Это был обычный, ничем непримечательный утренний треп, к которому Саша привык, а порой и не замечал его. Почистив зубы и смыв с раковины следы упавшей пасты, он уступил место соседу.

Позавтракав рисом с рыбой, заключенные вышли на плац. Вслед за процедурой проверки, отчасти похожей на перекличку в армейском подразделении, наступило время исправительных работ. Пожалуй, впервые за долгое время музыка Майкла Джексона резанула ухо заключенного под номером 3417. Ежедневные репетиции и частые выступления стали для него изнурительным трудом. Интерес к процессу, который поначалу захватил его и был сравним с ярким костром в ночи, погас, как будто на огонь безжалостно плеснули водой, а едкий дым от него начал выедать глаза. Даже хореограф Кейн, который отсутствовал три недели, сегодня показался Саше надломленным. Еще и потому, что Джиттербаг[3] надолго задержал на нем взгляд. Русский едва удержался от грубости…

Кейну-то что, он всегда спиной к заключенным; делай, как я, – его главный метод обучения. Несомненный лидер с одной-единственной поправкой: вольный лидер среди заключенных. Залетная птица.

– Неважное настроение?

– Что?

Саше не хотелось отвечать на этот дурацкий вопрос. Он ответил бы на него в другом месте и в другое время. Но все же решил не омрачать приподнятого, видимо, настроения «учителя танцев».

– Год торчу здесь, а такого дерьмового настроения у меня еще не было.

Кейн подмигнул ему и, приоткрыв клапан черной рубашки, дал Саше посмотреть на снимок.

Волосы у Котика зашевелились у самых корней. На фотографии были изображены два человека, на одного из которых он даже не посмотрел, – все его внимание, все нервы были направлены на Аллу… В глазах его блеснули слезы – то ли перенапряг глаза, то ли свалилось на него состояние ожидания…

Он не стал спрашивать у Кейна, откуда у него эта фотография – сам расскажет, подобрав для этого удобный момент.

– Так ты говоришь, настроение у тебя – дерьмо? – переспросил Кейн на новый лад, пряча снимок обратно в карман, и заржал как жеребец.