. «Науки о поведении», – замечает он далее, – психология и социология – интересуются преимущественно тем, ЧТО ЧЕЛОВЕК ДЕЛАЕТ И КАК ЕГО ЗАСТАВИТЬ ЭТО ДЕЛАТЬ. Их вовсе не касается вопрос, ПОЧЕМУ ОН это делает и КТО ОН ЕСТЬ. Поэтому они представляют определенное препятствие на пути развития интегрированной НАУКИ О ЧЕЛОВЕКЕ»[30] (все выделено самим Э. Фроммом. – В.Б.). То же и у Фролова: «.если почитать иных современных авторов, – писал он в одной из главных своих программных статей на эту тему, – обращающихся к проблеме человека, то может создаться впечатление, что главное здесь позади и мы ответили не только на вопрос «что такое человек?», но и четко представляем себе, каким он будет в обозримом будущем. Между тем более внимательные размышления убеждают в обратном: мы находимся в познании человека ЛИШЬ В САМОМ НАЧАЛЕ ПУТИ, и тайна его во многом так и остается тайной.»[31] А как бы отвечая своим критикам и недоброжелателям, а отчасти и в предостережение своим сторонникам, призывая их к трезвости и осторожности, он писал: «Ни одна наука не рождает сейчас столько «сопутствующих» измышлений, основанных во многих случаях на невежестве, на непродуманности, на непонимании того очевидного факта, что человек – это бесконечно сложный объект и мы находимся еще в самом начале пути его познания»[32].

Возможно, более ощутимо весь динамизм идеи Э. Фромма и И.Т. Фролова о единой науке о человеке, ее устремленности в будущее может быть прочувствован, если мы хотя бы кратко посмотрим на эту идею в контексте ее исторического развития.

Начало этой идее было положено одним из крупнейших философов эпохи Просвещения Д. Юмом в его знаменитом «Трактате о человеческой природе», полное название которого, между прочим, включает в себя и такие слова: «попытка применить основанный на опыте метод рассуждения к моральным проблемам». «Нет сколько-нибудь значительного вопроса. – писал в этой работе Д. Юм, – решение которого не входило бы в состав науки о человеке, и ни один такой вопрос не может быть решен с какой-либо достоверностью, прежде чем мы познакомимся с этой наукой»[33]. Именно этой идеей Д. Юма о единой науке вдохновлялись создатели знаменитой французской «Энциклопедии» Д. Дидро и Ж. Даламбер, энциклопедии, которую и можно считать первой попыткой реализации проекта создания «единой науки о человеке». Однако сколь наивными были их ожидания быстрой реализации этой идеи, выяснилось очень скоро. Первая же серьезная проработка идеи возможности единой науки, которая включала бы в себя и науку о человеке (антропологию), предпринятая еще более знаменитым философом все той же эпохи Просвещения И. Кантом, показала – в границах тех исходных допущений, которые принимал Кант, разумеется, – полную ее утопичность. И. Кант показал, что в той мере, в какой человек в качестве трансцендентального субъекта (носителя априорных форм чувственности и рассудка) действительно может рассматриваться как источник и гарант единой науки (идеал которой задается математическим естествознанием), он в качестве субъекта свободной, нравственно ответственной деятельности в принципе не может быть предметом исследования той же самой науки. В системе Канта человек (в который уже раз) предстал как неискоренимо дуальное (дуалистическое) существо, причем расколотое по самым разным основаниям: он в одно и то же время существо и эмпирическое и трансцендентное, и явление и вещь в себе, и феномен и ноумен, и необходимость (природа) и свобода и т. д.

Однако в XIX веке позитивизм (особенно позитивизм О. Конта и Г. Спенсера), полностью игнорируя Канта, вновь сделал решительную заявку на создание единой науки, органической составной частью которой была бы и единая наука о человеке. Эта заявка в глазах большинства ученых конца XIX века стала выглядеть тем более обоснованной, что она казалась прямо вытекающей из дарвиновских представлений об эволюции живой природы и человеке как высшем итоге, венце этой эволюции. Позитивизм в методологии дополняется и получает мощное подкрепление в лице натурализма в трактовке природы человека и человеческого общества, а все это резюмируется в чрезвычайно оптимистических ожиданиях по созданию «подлинной» науки о человеке (по типу наук о природе). Но эта очередная волна вызвала, как и следовало ожидать, мощную волну противодействия со стороны тех гуманитариев, которым претила сама мысль о превращении наук о человеке (гуманитарных наук) в подраздел наук о природе (естествознания). От их имени с разрушительной критикой позитивистских и натуралистических установок выступили в конце XIX – начале XX веков такие выдающиеся представители неокантианства, философии жизни и феноменологии, как В. Дильтей, Г. Риккерт, Э. Гуссерль и многие другие. В своих многочисленных работах они убедительно показали, что если за идеал науки принимать классические разделы математического естествознания, то гуманитарные науки или науки о человеке не только не могут быть частью «наук о природе», но и в принципе не могут быть соизмеримы с ними по всем важнейшим предметным и методологическим параметрам. Так в самом начале XX века произошел печальнознаменитый раскол «двух культур» (естественнонаучной и гуманитарной), под недобрым знаком которого просуществовала европейское (а затем и все мировое) человечество все прошедшее столетие