– Поспешных? – я расхохоталась и повернулась, чтобы открыть дверь. – Я делала эту работу десять чертовых лет, и вот что я получаю в благодарность? Ну уж нет.

Я чувствовала на себе обжигающие взгляды коллег, но проигнорировала их, собрав все вещи в свою вместительную сумку.

– Эви, остановись, – Патрик подошел ко мне.

Я закрыла свою набитую вещами сумку и повернулась, чтобы посмотреть на него. Наши глаза оказались на одном уровне.

– Надеюсь, это печатное издание, застрявшее в пятидесятых годах девятнадцатого века, пойдет ко дну, Патрик. А что касается вас… Спасибо за десять никчемных лет.

На этой ноте я вылетела из офиса, ни с кем не встречаясь взглядом и сосредоточившись только на том, чтобы убраться оттуда к чертовой матери.

Когда лифт остановился на первом этаже, я едва стояла на трясущихся ногах. Упасть, распластавшись прямо на мраморном полу, стало бы подходящим финалом последних абсурдных двадцати четырех часов.

И все же каким-то образом мне удалось выбраться оттуда.

Я просто продолжала идти.

Шла и шла.

Голова вновь закружилась, когда я попыталась понять, что делать дальше со своей жизнью. Как так вышло, что я оказалась в этой точке без каких-либо перспектив в жизни?

Когда мое отчаяние достигло максимума, зазвонил телефон. Я достала его и увидела, что звонит отчим. Я любила Фила, но сейчас он оказался не вовремя. Однако, вспомнив, что он редко мне звонит, если знает (или думает), что я на работе, мне захотелось ответить.

– Эви, солнышко, я только что звонил тебе на работу, и мне сказали, что ты уволилась.

– Да.

– Почему ты мне не сообщила?

– Это было… что-то вроде спонтанного решения, – я посмотрела вокруг и поняла, что нахожусь в Миллениум-парке, рядом с павильоном Джея Притцкера. Мимо меня пробежала женщина в спортивной форме с кубиками пресса на животе, а какой-то парень облил свою рубашку латте и крепко выругался.

Я даже не помнила, как я сюда пришла.

Я сходила с ума.

– …Поэтому я подумал, что лучше уж сразу позвоню тебе, – закончил Фил.

Что?

– Извини, Фил, что ты сказал?

– Твоя мама, – терпеливо повторил он. – Я только что говорил с ней по телефону. В эту субботу я забираю ее из реабилитационного центра, и она хочет, чтобы я отвез ее повидаться с тобой.

Чувствуя, как у меня скручивает живот, я нетвердой походкой добрела до ближайшей лавочки и плюхнулась на нее.

Я люблю свою маму.

Но это было паршивой новостью – вдобавок к паршивому дню.

Я была не в состоянии пережить, что моя мама разочаруется во мне еще больше.

– Фил, я не могу сейчас об этом говорить. Мне нужно идти, – я завершила разговор, чувствуя себя виноватой, ведь Фил был классным. Однако я не могла сейчас думать о чувстве вины.

Все, чего мне сейчас хотелось, – сбежать от всего этого.

Я подумала о деньгах, лежащих на разных сберегательных счетах. О деньгах, полученных по страховке, которые достались мне, когда умер мой отец. Я потратила небольшую часть на оплату обучения, но с учетом накопленных процентов сумма на счетах оставалась внушительной. Деньги были отложены на покупку дома, на тот день, когда я наконец встречу своего Прекрасного, мать его, Принца и остепенюсь.

Поскольку сейчас все это казалось несбыточной мечтой, я запустила поисковую систему на телефоне и напечатала: «Где в Англии провести отпуск». Это выглядело глупо, учитывая, что у меня больше не было постоянной работы и мне, вероятно, нужно было сосредоточиться на поиске новой в Чикаго. К тому же вряд ли Патрик даст мне рекомендации, так что в этот раз найти работу будет гораздо сложнее, чем при обычных обстоятельствах.