АНТОНИО (ГЕРО). А ты, племянница, будешь слушаться отца?

БЕАТРИЧЕ. Еще бы! Сестрица сделает реверанс и скажет из чувства долга: «Воля ваша, батюшка!». Но если, сестра, жених тебе не понравится, советую перед реверансом сказать: «Воля моя, батюшка!».

ЛЕОНАТО. Говори, что хочешь, племянница, но в один прекрасный день я все же познакомлюсь с твоим мужем.

БЕАТРИЧЕ. Вполне возможно, если Господь Бог изготовит его не из глины. Бедные женщины! Нами руководит не что иное, как достославный прах земной. Мы полностью подотчетны шматку какого-то перегноя. Нет, дядя, это не для меня. Кроме того, все правнуки Адама – мои дальние родственники, а я против кровосмешения.

ЛЕОНАТО. Дочка, ты помнишь наш разговор? Если принц кое о чем тебя спросит, отвечай, как договорились.

БЕАТРИЧЕ. Его сочтут плохим танцором, если он, предлагая свою руку, споткнется под музыку. А если в случае отказа принц начнет нудно повторять одни и те же па, станцуй ему что-нибудь насчет чувства меры. Потому что – Геро, я это говорю для тебя – состояние до брака, при заключении брака и по его заключении относятся друг к другу так же, как джига, менуэт и гальярда. Добрачное ухаживанье происходит в ритме джиги: страстно, стремительно и сногсшибательно; заключение брака или венчание – в стиле музейной древности менуэта, мерного и манерного; и наконец послебрачное сожаление – в темпе головокружительной гальярды; ноги при этом постепенно заплетаются до такой степени, что сами ставят себе подножку – и кувырк в могилу.

ЛЕОНАТО. Твои наблюдения, племянница, истолкованы чересчур превратно.

БЕАТРИЧЕ. Чтобы соблюсти себя ночью, дядя, надо быть днем очень зоркой. А при солнечном освещении я способна узреть даже церковного привратника.

ЛЕОНАТО. Кажется, брат, начинается маскарад. Пора надеть маски.


Входят ДОН ПЕДРО, КЛАВДИО, БЕНЕДИКТ, БАЛЬТАЗАР, ДОН ДЖОН, БУТЫЛЬО, МАРГАРИТА, УРСУЛА и ДРУГИЕ, в масках.


ДОН ПЕДРО. Не угодно ли прогуляться, леди?

ГЕРО. А вы кто?

ДОН ПЕДРО. Ваш друг.

ГЕРО. Если друг готов идти прогулочным шагом, смотреть только на меня и всю дорогу молчать, то я согласна идти с ним хоть на край… сада.

ДОН ПЕДРО. Вы согласны дойти со мной до самого края?

ГЕРО. Если пожелаю, то и дальше.

ДОН ПЕДРО. Я готов исполнить любое ваше желание.

ГЕРО. Прежде всего вы должны показать вашу физиономию. Не дай Бог инструмент окажется не лучше чехла.

ДОН ПЕДРО. В моем чехле, как в лачуге Филемона, прячется Юпитер.

ГЕРО. А не протекает ли крыша у этой лачуги? Что-то не видно на ней соломы.


(ДОН ПЕДРО и ГЕРО уходят.)


МАРГАРИТА. Вам надо сбавить тон, если вы хотите мне понравиться.

БАЛЬТАЗАР. Еще как хочу.

МАРГАРИТА. Тем хуже для вас.

БАЛЬТАЗАР. Почему?

МАРГАРИТА. Потому что у меня много недостатков.

БАЛЬТАЗАР. Например.

МАРГАРИТА. Я обожаю громко молиться.

БАЛЬТАЗАР. А я, слыша громкие молитвы, обожаю говорить «Аминь!». Помолитесь на пробу.

МАРГАРИТА. Господи, ниспошли мне хорошего партнера… по танцам!

БАЛЬТАЗАР. Аминь, дочь моя!

МАРГАРИТА. И пошли его куда-нибудь подальше по их окончании! Вам слово, отец мой.

БАЛЬТАЗАР. Вашему отцу и без слов все ясно.


(БАЛЬТАЗАР и МАРГАРИТА уходят.)


УРСУЛА. Я угадала, вы синьор Антонио.

АНТОНИО. Вы ошиблись.

УРСУЛА. Но вы так же, как и он, трясете головой.

АНТОНИО. Вы не поверите, но я его копирую.

УРСУЛА. Конечно, не поверю, потому что копия выходит лучше самого оригинала. Да и рука у вас такая же сухая, как у него. Сознавайтесь, вы же Антонио.

АНТОНИО. Говорю вам, нет.

УРСУЛА. Да хватит вам. Столь остроумного собеседника, как вы, то есть как синьор Антонио, еще поискать. Разве такой ум скроешь? Бросьте отнекиваться, я вас узнала. Способности, они сами себя выказывают. Вот вам и весь сказ.