Всю эту картину безмолвно наблюдала Фимина бабушка, словно окаменевшая на пороге своей квартиры. Первым пошевелился слесарь. Он поднял голову и заныл:

– Поможет мне кто-нибудь или нет?

Бабушка и без слухового аппарата как-то догадалась, что от нее требуется, и попыталась стащить со слесаря своего долгожданного родственника. Увы, сил у старушки на это не хватило. Однако она все же потревожила несчастного Андрея, который с ужасом почувствовал, что содержимое его желудка окончательно решило с ним расстаться и стремительно двинулось к горлу… От избытка всевозможных чувств он дернул ногой и случайно сшиб бабушку, которая рухнула на Суреныча, увеличив кучу-малу.

– Ну и денек сегодня, – послышался мужской голос, и внезапно Андрею стало легче дышать.

До конца не веря своему счастью, Андрей поднялся на четвереньки и таким способом двинулся прочь. Лишь миновав два лестничных пролета, он решился принять вертикальное положение и, наконец приняв его, помчался со всей доступной наглотавшемуся орехов гусю скоростью.

К палаточному городку мы с Васькой подъехали уже ближе к вечеру. Целый день мы угробили по требованию Васи на дежурство в гараже, куда привел нас утром Суреныч. Лысый и Толстый там так и не появились, чему я была даже рада, потому что не представляла, как они отреагируют на наше появление. В общем, целый день я промучилась, но Васька был неумолим. Оставить же его одного мне не позволяла моя сестринская любовь к нему. И лишь когда стало вечереть, мое терпение лопнуло и я потребовала от Васьки перестать валять дурака. Как ни странно, он согласился.

Возле нашей палатки мы увидели горестно сгорбившегося Андрея, который с явным отвращением чистил огромную рыбу.

– Как успехи? – вяло поинтересовался он у нас.

Андрей оживился, только когда мы мимоходом описали наших предполагаемых убийц.

– Говорите, что один маленький и лысый, а другой толстый и носатый? – переспросил он. – А машина, которую они купили, была желтая с помятой дверцей?

– Да, – подтвердил Васька. – А ты их тоже видел?

– Кажется, да, – неуверенно кивнул Андрей.

– Как это «кажется»? – удивилась я. – Либо ты их видел, либо нет.

– Не до того мне было, – рявкнул Андрей. – Ты бы тоже не стала по сторонам глазеть, если бы на тебя Суреныч свалился.

Мы с Васькой потрясенно молчали.

– А Фима знает? – нерешительно произнес Вася.

– Что знает? – раздраженно спросил Андрей. – Он же здесь оставался, Суреныч один в город ездил, что вы, сами не знаете?

Андрей явно пребывал в скверном расположении духа. По собственному опыту зная, что подобное настроение у мужчин обычно вызывает голод, я участливо спросила:

– Ты, должно быть, хочешь есть? Сейчас я тебя покормлю. По дороге мы купили булочек с изюмом, хочешь?

Реакция Андрея меня всерьез озадачила, он метнул на пакет откровенно ненавидящий взгляд, вышиб его из моих рук и стал с яростью топтать ногами. Завершив последнее па, окончательно похоронившее булочки в песке, он торжествующе поглядел на нас. Потом как ни в чем не бывало сказал:

– Я забыл вас предупредить, что в этой жизни я ненавижу всего две вещи: выпечку и чай. Пообещайте, что никогда в ближайшие несколько лет не будете ни предлагать их мне, ни даже упоминать об их существовании.

Мы с Васькой, напуганные его реакцией, охотно пообещали, и мир был восстановлен.

– Значит, теперь надо ждать визита ваших убийц? – поинтересовался Андрей.

Мне его хладнокровие показалось даже обидным. Ну конечно, если бы собирались пришить его самого, он бы так спокойно тут не рассиживался. Наверняка поднял бы на ноги всю милицию, требуя себе охрану. При мысли о милиции на душе как-то потеплело. Ругаем мы ее, родимую, а как прижмет, все равно бежим к ней за помощью. Больше-то некуда.