– А того сторожа, что Суреныч за кражи со своего огорода уволил, можно писать? – поинтересовалась Зоя.

– Про сторожа можно, – великодушно разрешил Слава, накладывая себе на тарелку солидную порцию картошки, курицу и салат. – К тому же сторож сейчас далеко, и, если лейтенант доберется до турбазы, люди подтвердят, что сторожа Суреныч выгнал ни за что, просто придрался. Михалыч кабачков терпеть не мог, а в тот год у Суреныча на огороде ничего другого и не росло. Выгнал же он его потому, что сам хотел занять его ставку. Опять его жадность подвела.

– Михалыч про машину ничего не говорил, – встрял в разговор родителей Васька. – Он турбазу грозился поджечь, я же помню.

– Вот-вот, – воодушевился Слава. – Турбазу решил не жечь, чтобы безвинные не страдали, а в машину бомбу подложил.

Мы с мамой тоже внесли свою лепту. Назвали пару теток, чьим детям Суреныч надрал уши. При этом он лишил их на неделю просмотра любимых мультиков, а их мамаш – любимых сериалов. Представляю, какую злобу могла затаить в душе женщина, которую лишили единственной радости в жизни. Одна бабуля грустно сидела над своей тарелкой, не принимая участия в беседе. За последние пять лет бедняжка в первый раз выбралась летом из города и теперь горько кляла себя за это. Но было поздно. Ни на турбазе под Питером, где хозяйствовал Суреныч, ни здесь, где он только пытался это делать, она раньше не бывала.

– А еще один парнишка, – вспомнил Васька. – Я только не помню, как его звали. Родители у него были крупными шишками и знакомыми Суреныча. Они сюда привезли сыночка в наказание за плохое поведение и велели Суренычу, как я подозреваю, за специальное вознаграждение сделать все, чтобы отравить непокладистому чаду жизнь. Парень, правда, долго такой жизни не выдержал и сбежал, но все же дней пять Суреныч над ним измывался. В море купаться не разрешал, лодку не давал и, главное, никуда от себя не отпускал. От одного этого рехнуться можно.

– А кстати, пора нам обратиться к семье нашего Суреныча, – сказала тетка Зоя с облегчением, занося неизвестного мальчика последним в свой черный список. – Как они выносят своего кормильца, интересно знать?

– Подозреваю, что с трудом, – кинув задумчивый взгляд на Славу, произнесла наша бабушка. – Но свою собственную машину взрывать по этой причине они вряд ли бы стали.

Слава потянулся к сковородке за добавкой, и бабушка, задумчиво следившая за его действиями, неожиданно высказалась:

– Хотя… если он истратил на приобретение машины весь семейный бюджет до копейки, лишив жену обещанной шубы, а сына обещанного магнитофона, то сгоряча домочадцы могли покуситься на ненавистную покупку.

– Не беспокойся, ничего он их не лишил, – заверила ставшую вдруг сердобольной бабушку Зоя. – Этот тип всегда на чужих отыгрывается, а свои для него – святое. Он им только добра желает.

При этих словах Зоя как-то задумчиво поглядела на своего собственного мужа.

– Одно дело, что он им желает, а другое, что они сами хотели бы иметь, – туманно проронила бабушка.

После обеда Слава отправился разыскивать лейтенанта с Зоиным списком в руках, а мы остались метать жребий, кому мыть посуду. Выпало нам с Васькой. Я слишком хорошо знала любовь своего младшего брата к домашней работе, поэтому без труда предположила, кому придется взять на себя это самое мытье. Но так как за окном продолжал лить дождь, то мы просто выстроили тарелки вокруг дома и на ступеньках крыльца, где на них с крыши обрушивались настоящие водопады дождевой воды. При этом мы не забыли в каждую тарелку капнуть моющего средства «Фэйри». Таким же образом мы поступили со сковородой и кастрюлей из-под борща. На эту процедуру Васькиного энтузиазма хватило. Правда, ходить вокруг дома после воплощения в жизнь нашей рационализаторской мысли стало довольно затруднительно, но кто же в такой дождь гуляет?