– После всего этого, – медленно и с каменным лицом, понизив голос до мучительной монотонности, произнесла она, – мне остается только одно, хоть и страшно не хочется этого делать. Но я вынуждена. Я должна повидаться с руководством театра. Завтра же.
Она отворила дверь. В холле в нерешительности топтались Чарльз, Уорендер и Ричард. Затем Мэри вышла и захлопнула за собой дверь.
После ее ухода в комнате стало страшно тихо.
– Берти, – проговорила наконец Пинки, – мне страшно жаль, если я испортила тебе жизнь. Просто хватила с утра лишку. Никогда, никогда себе не прощу!
– Ничего страшного, дорогая.
– Ты так добр, Берти. Скажи, как думаешь, она… думаешь, она сможет?..
– Попробует, дорогая. Непременно попытается.
– Она может отобрать у меня все! Но обещаю тебе, я буду бороться. Нет, честно, Берти, она меня просто пугает. У нее было лицо… ну, как у убийцы.
– Просто жуткое, верно?
Пинки рассеянно смотрела на большой флакон духов под названием «Врасплох». На него упал луч солнечного света, и он засиял и заискрился золотистыми отблесками.
– Что теперь будешь делать? – спросила она.
Берти подобрал горстку тубероз с пола.
– Покончить с этим и чертовыми цветочками, дорогая, – ответил он. – Покончить с чертовыми цветочками.
Выбежав в холл, мисс Беллами точно ветер пронеслась мимо Ричарда, Уорендера и мужа и быстро поднялась наверх в свою спальню. Там она столкнулась с Флоренс, которая спросила:
– Что это с тобой, а?
– Заткнись! – рявкнула Мэри Беллами и грохнула дверью.
– Как вижу, ничего хорошего. Успокойся, дорогая. Скажи толком, что произошло?
– Чертово предательство, вот что! Замолчи. Не хочу говорить об этом. О боже, ну и друзья у меня, это надо же! Господи, и это называются друзья!
Мэри расхаживала по комнате, издавая возмущенные и отчаянные возгласы. Потом рухнула на кровать и замолотила кулачками по подушке.
– Ты же понимаешь, – заметила Флоренс, – что это конец всему, вечеринке и прочему…
Мисс Беллами разразилась слезами.
– У меня, – прорыдала она, – нет ни одного друга! Ни единого на всем белом свете! За исключением Рики.
Губы у Флоренс досадливо скривились.
– Кроме него! – пробормотала она себе под нос.
Мисс Беллами продолжала лить слезы. Флоренс пошла в ванную и вернулась с флаконом нюхательной соли.
– Вот, – предложила она. – Попробуй. Может, полегчает, дорогая.
– Не надо мне этого дерьма! Лучше дай мою таблетку.
– Нет, только не сейчас.
– Сейчас же!
– Ты же прекрасно знаешь, что сказал доктор. Только на ночь.
– Плевать я хотела, что он там сказал. Принеси таблетку.
Она обернулась и взглянула на Флоренс.
– Слышала, что я говорю?
– У нас ни одной не осталось. Как раз хотела послать в аптеку.
Мисс Беллами прошипела сквозь зубы:
– Ну, хватит с меня! Думаешь, все тут танцуют под твою дудку, так, что ли? Думаешь, ты незаменима? Совершаешь большую ошибку. Ты вовсе не незаменима, и чем скорее поймешь это, тем лучше для тебя. А теперь выметайся!
– Ты же не всерьез…
– Пошла вон отсюда!
Секунд, наверное, десять Флоренс стояла неподвижно, затем вышла из комнаты.
Мисс Беллами осталась в спальне одна. Поскольку зрителей не осталось, бушевать не было смысла, и гнев постепенно прошел. Она подошла к туалетному столику, принялась разглядывать в зеркале лицо, затем щедро попрыскалась духами – целых три раза. Нажала в четвертый раз – ничего не вышло. Флакон был пуст. Мэри застонала от отчаяния, затем снова уставилась на свое отражение в зеркале и впервые за время этой продолжительной вспышки гнева попробовала рассуждать спокойно и здраво.
В половине первого она спустились вниз и решила навестить Октавиуса Брауни и Аннелиду Ли.